Том 2. Поэзоантракт

Мы ехали с тобою в бричке
Широкою и столбовой.
Порхали голубые птички,
Был вечер сине-голубой.

Из леса выбежала речка
И спряталась, блеснув хвостом.
О речка, речка-быстротечка!
О призрак, выросший кустом!

Плясали серые лисички
На задних лапках pas de grace.[1]
Мы ехали с тобою в бричке
И бредили, — который раз.

Навстречу нам ни человека!
Безлюдье мертвое и тишь.
И только хата дровосека,
Да разве ель, да разве мышь.

Смотрю: глаза твои синеют,
И бледный лик поголубел,
И только губы весенеют —
Затем, что я их алость пел…

Не по желанью, — по привычке
Нам надо двигаться с тобой,
А потому мы ездим в бричке
Проселочной и столбовой.

1915. Май

Эст-Тойла

Больная поэза

В твоих висках немолчные прибои
И жуткий шум в настраженных ушах.
Незримые вторгаются гобои
В твою мечту о солнечных ночах.

О, солнце ночи! Вечная бездённость!
И полуявь. И сказка наяву.
Опалово-лазорная томленность.
Молочный блеск оголубил листву…

О, существа без крови и без плоти!
О, голоса кого-то, но ничьи…
Наструненные выплески в болоте
И судорожно-страстные ручьи.

Ты влажнеешь. Ты присталишь обои:
Сто паучков возникло в их цветах…
Угрозные в висках твоих прибои,
И страшен алый шум в твоих ушах…

1915. Июнь

Эст-Тойла

Поэза успокоения

Ты так напугана, должно быть
Еще с младенчества, что я
Весь трепещу глазами трогать
Неосторожными тебя.

Ты так боишься потрясений,
Хотя бы чуть неверных слов,
Что даже здесь, в благой сирени,
Твой взор от ужаса лилов…

Но… где здесь город? где здесь люди?
Здесь только ты. Здесь только я.
Здесь только ягоды на блюде,
И скрыта ль в ягодах змея?…

Здесь только море, только травы,
Нет ревности и нет вина.
Зачем же в сердце лить отравы
Для аппетита и для сна?

Не запирай ножей в буфете,
Но лучше душу отвори,
Утончившуюся на Фете
В дни утренней твоей зари.

Спокойна будь, дыши свободней,
Поправься в тихом уголке.
Я не убью тебя сегодня,
А будущее — вдалеке…

1915. Май

Эст-Тойла

Поэза маленькой дачи

Граммофон выполняет под умелой рукою
Благородно и тонко амбруазный мотив.
Я внемлю Тетраццини с мимолетной тоскою:
Тетраццини — в деревне, где безбрежие нив!..

Разве могут быть где-то и толпа, и эстрада?
Разве может даваться элегантный концерт?
Сердце бьется спокойно, сердце сельнему радо,
Сердцу здешнему чужды и Вильгельм, и Альберт…

Как поверю я в город? Как поверю я в войны?
Как поверю в театры? Как поверю в толпу? —
Если плещется море бирюзово-спокойно
И луна намечает золотую тропу?

Я — в Эстляндии светлой, с воплощенной мечтою!
У меня есть поэзы; мне незримо поют
Тетраццини и ветер… Потому-то не стоят
Все заботы земные дачи маленькой — Крут!

1915. Май

Эст-Тойла

Томление бури