Читаем Том 2. Гай Мэннеринг полностью

 Несмотря на кажущееся порой преувеличение эксцентрических черт в характере Домини Сэмсона, этот смешной, неуклюжий, но честный и трогательный в своем простодушии человек вполне реален. В портрете Домини можно найти черты характера и даже внешнее сходство с жившим в Эбботсфорде домашним учителем детей писателя Джорджем Томсоном, сочетавшим прекрасное образование с нелепыми выходками. Наконец, сам автор в предисловии к роману как о прототипе Домини говорит о наставнике одного богатого джентльмена, который после разорения и смерти своего патрона продолжал трогательно заботиться о судьбе его дочери. Единственным характером, который можно считать образом вполне определенного человека, является Джулия Мэннеринг. Рассказывая о ее романтичности, мечтательности и восторженности, сочетающейся с упрямством, Вальтер Скотт словно глядел при этом на висевший в Эбботсфорде портрет своей жены, Шарлотты Шарпантье. Обстоятельства встречи Джулии и Брауна в Шотландии вполне совпадают с аналогичным эпизодом из жизни писателя.

    Критика давно обратила внимание на то, что в романах Вальтера Скотта наиболее ярко обрисованы второстепенные герои. В. Г. Белинский вспоминал адресованные Вальтеру Скотту упреки в том, что его главные герои, которые уступают весь интерес более оригинальным и характерным второстепенным лицам, бесцветны: «...разительнейшим образцом этого может служить, например, «Мэннеринг, или астролог», где герой романа является на сцене только в третьей части и то каким-то таинственным лицом, в котором узнаете вы героя только в конце романа, хотя и с первых страниц повести, еще только родившись на свет, он уже сосредоточивает на себе все действие романа...».

    Действительно, такие лица, как Браун — Бертрам, Люси Бертрам и другие, стоящие в центре повествования, не очень выразительны, порою даже бледны. Гораздо рельефнее лица, которым отведена не главная роль в сюжетной линии романа, — крестьяне, слуги, тюремщики, контрабандисты, цыгане, содержатели гостиниц и т. д. Среди них выделяются яркие образы смелого и честного Динмонта и цыганки Мег Меррилиз.

    Вальтер Скотт иронически относится к буржуазным выскочкам, только что получившим, подобно Глоссину, дворянство. Писатель в то же время показывает духовную бедность провинциальных лэрдов, которые «больше всего на свете интересовались петушиными боями, охотой и скачками, лишь изредка разнообразя эти развлечения какой-нибудь безрассудной дуэлью». Характеризуя лэрда Элленгауэна, автор подчеркивает его простодушие, граничащее с недалекостью. Однако добродушная ирония автора исчезает, и рассказ становится обличительным, когда речь заходит о Годфри Бертраме — мировом судье, начисто разрушившем «сложившееся ранее мнение о своей незлобивости...» Для выживающего из ума, полного кичливой дворянской спеси сэра Роберта Хейзлвуда у писателя находятся сатирические краски, равно как и для характеристики богатой и скаредной старой девы, мисс Маргарет. Острой, обличающей стяжательскую мораль буржуазных «рыцарей чистогана» является сцена вскрытия завещания мисс Маргарет, Мастерски, несколькими штрихами автор показывает тупость, ограниченность, жадность всех этих «братьев и сестер», каждый из которых жаждет получить свою долю наследства.

     Вальтер Скотт считал компромисс между лендлордами и буржуазией лучшим разрешением сложных социальных проблем. Герои романа протестуют, но не стремятся изменить существующее положение вещей, более того — они зачастую привязаны к прошлому, идеализируют его. Так Мег Меррилиз, которая прокляла своего лэрда, изгнавшего ее сородичей из родных мест, в дальнейшем заботится о поддержании и сохранении рода Элленгауэнов и гибнет ради достижения этой цели.

     То отрицательное, что видел писатель в новых силах, воплощено им в образе Глоссина — главного виновника разорения и смерти Элленгауэна и бедствий других героев романа. В характере этого человека сплелись низость и коварство, авантюризм и цинизм, лицемерие и жажда наживы, успеха. Но Глоссин умен, ловок, настойчив, он оказывается смелым и опасным противником для людей типа Элленгауэна и Хейзлвуда.

     В этом романе Вальтер Скотт убедительно и ярко воскрешает перед читателем нравы и обычаи Шотландии конца XVIII века.

     В романе мы не только с удовольствиём читаем поэтические описания природы, но нас привлекает и то, что картины природы непосредственно связаны с повествованием, как бы дополняют его. Местность, где происходят события, неразрывно связана со всей композицией романа и придает ей известную завершенность. Как своеобразный рефрен проходят через всю книгу Уорохский лес и мыс. Там совершилось преступление, об этих местах упоминается в нескольких главах, и, наконец, здесь же преступника постигает возмездие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Скотт, Вальтер. Собрание сочинений в 20 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза