Въехав прямо в речку и миновав множество джонок и яликов, сновавших взад и вперед, то с кладью, то с пассажирами, мы вышли на набережную, застроенную каменными лавками, совершенно похожими на наши гостиные дворы: те же арки, сквозные лавки, амбары, кучи тюков, бочки и т. п.; тот же шум и движение. Купцы, большею частью, китайцы; товары продают оптом и отправляют из Китая в Европу или обратно, выписывают из Европы в Китай. Но вот, наконец, добрались и до мелких торговцев. Китайцы, в таких же костюмах, в каких мы их видели на Яве, сидели в лавках. Белая бумажная кофта, вроде женских ночных кофт, и шаровары, черные, а более синие, у богатых атласные, потом бритая передняя часть головы и длинная до пят коса, природная, или искусственная, отсутствие шляпы и присутствие веера, заменяющего ее, – вот их костюм. Китаец носит веер в руке, и когда выходит на солнце, прикрывает им голову. Впрочем, простой народ, работающий на воздухе, носит плетеные из легкого тростника шляпы, конической формы, с преширокими полями. На Яве я видел малайцев, которые покрывают себе голову просто спинною костью черепахи. Европейцы ходят… как вы думаете, в чем? В полотняных шлемах! Эти шлемы совершенно похожи на шлем дон-Кихота. Отчего же не видать соломенных шляп? чего бы, кажется, лучше: Манила так близка, а там превосходная солома. Но потом я опытом убедился, что солома слишком жидкая защита от здешнего солнца. Шлемы эти делаются двойные, с пустотой внутри и маленьким отверстием для воздуха. Другие, особенно шкипера, носят соломенные шляпы, но обвивают поля и тулью ее белой материей, в виде чалмы.
Мы прошли каменные ряды и дошли, наконец, до деревянных, которые в то же время и домы китайцев. Верхний этаж занят жильем, а нижний – лавкой. Здесь собрано все, чтоб оскорбить зрение и обоняние. Голые китайцы, в одних юбках, или шароварах, а иные только в повязках кругом поясницы, сидя, в лавках или наруже у порога, чесали длинные косы друг другу или брили головы и подбородки. Они проводят за этим целые часы; это – их кейф. Некоторые, сидя, клали голову на столик, а цырюльник, обрив, преприлежно начинал поколачивать потом еще по спине, долго и часто, этих сибаритов. Это, кажется, походило на то, как у нас щекотят пятки или перебирают суставы в банях охотникам до таких удовольствий.
Но вид этих бритых донельзя голов и лиц, голых, смугло-желтых тел, этих, то старческих, то хотя и молодых, но гладких, мягких, лукавых, без выражения энергии и мужественности, физиономий, и, наконец, подробности образа жизни, семейный и внутренний быт, вышедший на улицу, – все это очень своеобразно, но не привлекательно.