Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы

Козловский. Хотя ведь вы, в сущности, старший начальник.

Васин(сердито). Старший начальник? Капитан Сафонов – начальник гарнизона, а я – его начальник штаба, и это вам должно быть известно.

Козловский. Конечно, но я так сказал, потому что меня удивляет несоответствие знаков различия…

Васин(вставая). А меня удивляет несоответствие ваших знаков различия и ваших мыслей, товарищ младший политрук, и несоответствие количества сказанных вами слов с количеством дел, которые вы делаете. И несоответствие этого разговора с той обстановкой, какая у нас есть.

Козловский(присаживаясь). Зачем же вы так, товарищ майор, я же не хотел… Зря вы подумали!..

Васин. Встать, когда с вами разговаривает старший!

Козловский встает.

Можете идти. Вы свободны.

Входит Сафонов.

Сафонов. Что тут за шум? О чем спор идет?

Васин. Тут спора не может быть, товарищ капитан. Я сделал замечание младшему политруку, и все. Разрешите отправиться в третью роту?

Сафонов. Да, да. Александр Васильевич, иди.

Васин выходит.

Ты что это со стариком вздоришь? Ты мне не смей.

Козловский. Да я, Иван Никитич, с ним по-простому, по-нашему, а он, в общем… интеллигенция.

Сафонов. Что – интеллигенция? Ты этого даже и слова-то не понимаешь. Что ты, некультурный сукин сын, так этим гордишься? А между прочим, если тебя, дурака, за пять лет в университете обтесать, так ты тоже будешь интеллигенция, вот и вся разница. А если не обтесать, так не будешь. Старика обижать никому не позволю! Ишь ты: «по-простому», «по-нашему»… А он что же, не наш, что ли? Ты еще под столом ползал, когда он за то, что немцев бил, награды имел. Зачем пришел?

Козловский. За патронами. Да мало дал. Вот.

Сафонов. И смотреть не хочу. Раз мой начальник штаба тебе столько дал, – значит, столько мог. Ты мне тут этого не заводи: сначала к одному, потом к другому. Иди.

Козловский выходит. За дверью шум.

Голос Глобы: «Да что ты меня не пускаешь? Вот тоже!»

Входит Глоба в штатском. За ним красноармеец с винтовкой.

Красноармеец. Товарищ капитан, к вам. Разрешите пустить?

Сафонов. Ну конечно, пускай, ведь это же Глоба!

Глоба. Он самый.

Сафонов. Ой, Глоба, да ты ли это?

Глоба. Я.

Сафонов. Живой?

Глоба. Живой.

Сафонов. А может, не ты? Может, дух твой?

Глоба. Ну, какой же там дух! На пять пудов разве дух бывает? И потом, я же фельдшер, а медицина духов не признает.

Сафонов. Это верно. Убедил. Ну, садись. (Кричит.) Шура! Покушать дай. И воды там из бидончика стакан налей. Глоба пришел, ему порция причитается.

Шура(показываясь в дверях, смотрит на Глобу). Здравствуйте.

Глоба. Здравствуй, Шура.

Сафонов. Ну, что же ты, радуйся – живой пришел!

Глоба(махнув рукой). Они на меня не радуются. Они меня считают за нехорошего человека. Я им откровенностью своей не нравлюсь.

Сафонов. Это кому же им-то?

Глоба. Вот Шуре хотя бы и вообще всем им, женщинам, сословию ихнему всему.

Сафонов. Был?

Глоба. Да.

Сафонов. Что же слышно?

Глоба. Слышно то, что наши обратно наступать собираются.

Сафонов. Да? Может, и нас отобьют, Глоба, а?

Глоба. Может быть.

Сафонов(закрыв руками глаза). Эх, Глоба. Иногда так захочется и чтобы сам живой был, и чтобы другие, которые… тут кругом, чтобы все живые были. Так, говоришь, наступать будут?

Глоба. Возможно. Я у генерала был.

Сафонов. Как ты доложил?

Глоба. Как приказано, чтобы выручали, сказал, но что если против плана это идет, то мы выручки не просим, сказал. Ну, и что все-таки жить нам, конечно, охота, – это тоже сказал.

Сафонов. И это сказал?

Глоба. И это сказал. Да они сами, в общем, представляют себе это чувство.

Сафонов. Что приказывают нам?

Глоба. Конечно, пакет с сургучом я нести не мог. Поскольку я шел как бегущий от красных бывший кулак, то мне, конечно, пакет с сургучом был ни к чему при разговоре с немцами. Но устный приказ дан такой: «Держись, держись и держись!» А что и как – это пришлю, говорит, на самолете известие.

Сафонов. А тебе больше ничего?

Глоба. Ничего. Я думаю, Иван Никитич, как и что – это еще там, где выше, решают. Этот генерал нам с тобой мозги путать не хотел. Говорит: «Держись!» – и все.

Сафонов. Тяжело добираться?

Глоба. Да ведь я такой человек – где как: где – смелостью, где – скромностью, а где – просто на честное слово. Меня и то генерал отпускать не хотел, говорит: «Сиди тут, Глоба». А я говорю: «Характер мне не позволяет. Там, говорю, ребята будут страдать, ожидая известия вашего». Он говорит: «Я скоро пришлю». А я говорю: «Так то же на самолете, а я на своих двоих, это быстрее». Что тут слышно, Иван Никитич?