Том 2. Черное море. Дым отечества

– Почему мы стоим? – спросила Татьяна Андреевна.

– Мотор заело, – ответил краснофлотец в бушлате, в спину которого Татьяна Андреевна упиралась коленями. – До Даго остался всего час ходу, а его заело, сачка ненормального.

Катер качался сонно, лениво. Внизу, в машинном отделении, был слышен стук, голоса. Татьяна Андреевна смотрела на воду. Она рябила от дождя, изредка вскипала полосками пены, – к утру поднялась волна. Шинель намокла, рукава ее набухли. С них стекали на руки струйки воды.

Потом мотор взревел, начал стрелять, как пулемет, но быстро успокоился и загудел ровно и монотонно. «Пошли!» – как вздох, пронеслось по палубе.

Татьяна Андреевна снова укрылась шинелью, но пролежала недолго, всего несколько минут. Зина начала толкать ее в спину.

– Ты чего? – спросила Татьяна Андреевна.

– Вставай. Уже виден берег. Это Даго! Татьяна Андреевна подняла голову. На горизонте белела полоска песков. Краснофлотцы, как по команде, начали свертывать цигарки, прикуривать, заговорили, засмеялись.

С кормы кто-то крикнул: «Лапоть летит! Лапоть!» Все беспокойно задвигались, кое-кто встал.

Татьяна Андреевна сначала ничего не поняла. Катер усилил ход. Он резал воду, отваливал ее стенами, потом круто повернул. Татьяна Андреевна увидела темный неуклюжий самолет. Он шел низко и догонял катер. На его черно-зеленом фюзеляже были видны свастика и крест.

Зина вскочила, потянула за руку Татьяну Андреевну. Катер снова круто повернул, самолет закрыло рубкой, но Татьяна Андреевна уже слышала злорадный рев его моторов. Затарахтел на носу катера зенитный пулемет.

Краснофлотец в бушлате дергал Татьяну Андреевну за шинель, кричал:

– Шинель сбросьте! Сбросьте шинель! Татьяне Андреевне показалось, что ее ударили кулаком по глазам. Потом ее куда-то понесло спиной вперед – медленно, будто на гигантских шагах.

Очнулась она на мокром песчаном берегу. Рядом с ней стоял на коленях незнакомый краснофлотец, держал ее голову, лил в рот из фляги что-то жгучее, встряхивал за плечи и кричал:

– Пей, пей! Иначе пропадешь! Пей! Татьяна Андреевна с трудом глотала жгучую жидкость, потом догадалась, что это водка, закрыла глаза. Она поняла, что спасена, что она на Даго, и ей стало тепло, спокойно.

Глава 13

От Флорешт до самого Днестра, до Рыбницы, висела над полями глинистая пыль. В этой пыли, мутно поблескивая алюминиевыми крыльями, проносились самолеты.

Пахомов уже не обращал на них внимания. Только изредка, когда сзади начинали сильно стучать кулаком в кабину грузовика и кричать «воздух!», он выскакивал, вместе со всеми отбегал в сторону от дороги и ложился на землю – то в помятое просо, то в заросли кукурузы, то прямо на вспаханное поле.

Первое время он ложился лицом вниз и, прислушиваясь к приближающимся взрывам, заставлял себя рассматривать пыльные колючки или муравья, суетившегося перед ним на земле. Но потом Пахомов привык и смотрел на подлетавшие самолеты. Он видел, как от них отрываются, точно капли чернил, визжащие бомбы. Перед глазами подымалась косматая земля, летели комья, со свистом проносились горячие осколки, пыль набивалась в глаза, в рот, в уши, и начинала болеть голова. Тогда Пахомов снимал каску. Он был уверен, что голова болит от ее тяжести и от тесного обруча, приделанного к каске изнутри.

Пахомов возвращался с фронта в Тирасполь. Он уже успел загореть, пропылиться, в шинель набилась мелкая резаная солома. Как и большинство людей на фронте, Пахомов разговаривал мало и без конца курил кислые кишиневские сигареты.

Он лихорадочно, торопясь, делал зарисовки бойцов, набрасывал отдельные сцены войны, но все это казалось ему несущественным. И заметки, какие он писал в газету о разных боевых эпизодах, тоже были несущественны. Единственным серьезным делом на войне было уничтожение врага. Пахомов решил – как только вернется в редакцию, тотчас попросится в любой полк разведчиком.

День был жаркий, тусклый. Ехали бессарабскими проселками, избегая больших дорог. По ним бесконечными колоннами шли машины, а шофер Пахомова не любил тесноты и заторов.

Дорога запоминалась плохо. В памяти оставались только отдельные, не связанные друг с другом куски: свинопас в фетровой шляпе, маленькие клочки разноцветных полей, станции узкоколейки, выкрашенные в оливковый цвет, худые смуглые девушки в вышитых рубашках, часовые у колодцев, не позволявшие брать воду, сломанный мост через мелкую реку и лежавший под мостом труп немецкого летчика в сером комбинезоне. Он лежал в воде спиной вверх. На мосту стояли гуси. Вытянув шеи, они смотрели на летчика, гоготали и не решались спуститься в воду.

На перекрестке около фаянсового распятия сидела седая женщина с опухшим лицом, в сером платье, похожем на капот. Она что-то крикнула слабым голосом. Шофер остановил машину. Пахомов выскочил, подошел к старухе.

– У вас нет йоду, молодой человек? – спросила она и показала окровавленную руку.

Йода у Пахомова не было, но был индивидуальный пакет, он отдал его старухе и помог перевязать руку. Старуха благодарила, желала счастья Пахомову и всем его родственникам.