Том 2. Черное море. Дым отечества

– Татьяна Андреевна, милая, – сказал умоляюще Швейцер. – Я и сам знаю. Но человеку всегда мало. Да и не стоит говорить об этом.

Татьяна Андреевна удержала Швейцера за руку и открыла решетчатую железную калитку в высокой ограде.

– Вот и мой дом, – сказала она. – Здесь у меня как в скиту.

Глава 22

– Кажется, здесь, – прошептала Нина. Из сада тянуло запахом мерзлой травы. За облетевшими деревьями виднелся небольшой дом. Окна во втором этаже были освещены.

– А вы знаете, – сказала Нина, – я, кажется, боюсь.

Дуварджоглу внушительно закашлял. Они прошли через сад. На узкой лестнице горела синяя электрическая лампочка.

– Какая же квартира? – спросила Нина и прислушалась.

Наверху кто-то играл на рояле.

– Это, должно быть, она, – прошептала Нина. – Пойдемте.

Она потащила Дуварджоглу по лестнице на второй этаж и позвонила у двери, где не было никакой таблички. Открыл ей Швейцер. Это было так неожиданно, что Нина забыла задать давно приготовленные вопросы – здесь ли живет Татьяна Андреевна Боброва и дома ли она.

– Везет мне! – закричал Швейцер. – Какая встреча! Что за город эта ваша Одесса! Входите! Татьяна Андреевна дома.

Татьяна Андреевна выбежала в переднюю, вскрикнула, увидев Нину, и они, должно быть, от неожиданности, крепко расцеловались. Дуварджоглу галантно держал на отлете, как держат цилиндр, свою мокрую шляпу и сладко улыбался.

– Это старый приятель нашей тети Полины, – сказала растерянно Нина и покраснела, – и моего отца… Он проводил меня к вам. Я только на минуту.

Но Швейцер уже снимал с нее пальто, а Дуварджоглу тряс руку Татьяне Андреевне, и в кармане у него бренчали янтарные четки. Потом Христофор Григорьевич достал огромный носовой платок – синий с белым горошком, со вкусом высморкался, вытер усы, и по всему его виду Нина поняла, что он не собирается скоро уходить. У нее упало сердце.

Но вскоре и Нине не захотелось уходить. Так весело летел пар из электрического чайника и так хорошо было вспоминать Псков, лыжный поход, вечер в пушкинском доме… Да, вечер в пушкинском доме…

Нина перестала улыбаться и замолкла. Ведь она пришла к Татьяне Андреевне рассказать о Перейро. Но как это сделать?

Татьяна Андреевна была так оживлена, что Нина уже решила ничего не говорить. Нет, все-таки надо сказать. Все равно надо. После нескольких слов в Михайловском Нина догадалась, что Перейро был как-то связан с Татьяной Андреевной.

«А может быть, я дура и вовсе ничего не надо говорить? – подумала Нина. – Зачем я лезу в чужие дела? Нет, скажу», – тут же решила она, тряхнула головой, и у нее вылетели шпильки, упала и расплелась коса.

Нина вышла в соседнюю комнату, чтобы ее заплести. Она заплетала косу перед зеркалом и смотрела на фотографии на столе. На одной была снята дряхлая сутулая старушка. Около нее стояла девочка в летнем ситцевом платье. Глаза и лоб у девочки были совсем такие же, как у Татьяны Андреевны.

«Неужели дочь? – подумала Нина. – Нет, должно быть, сестра».

На второй карточке был снят деревянный дом с кривым крылечком, с кадкой для дождевой воды у порога и мезонином, похожим на скворечню.

Вошла Татьяна Андреевна, и Нина сразу решилась. Не оглядываясь, все еще продолжая заплетать косу, она сказала:

– Помните «Коимбру»? Мой отец видел ее в Феодосии.

– Да? – дрогнувшим голосом спросила Татьяна Андреевна.

– Да, – ответила Нина и опустила глаза: она боялась смотреть в зеркало на Татьяну Андреевну. – Отец недавно перевозил на своем теплоходе из Феодосии в Ялту Рамона Перейро.

– Зачем? Что случилось? – спросила Татьяна Андреевна.

– Его отправили в горный туберкулезный санаторий около Ялты. Отец говорит, что он умирает. Совсем плох.

Нина подняла голову, и глаза их встретились в зеркале.

Татьяна Андреевна крепко стиснула руки.

– Что вы знаете? – спросила Татьяна Андреевна, помолчав. – Откуда вы можете знать все, что было? От него?

– Я ничего не знаю, – поспешно ответила Нина. – Совсем ничего. Честное слово. Я только догадалась, еще в Михайловском.

– Слушайте, – сказала Татьяна Андреевна и потрогала Нинины косы. – Пока они там болтают, я вам расскажу…

Она закрыла дверь и рассказала Нине обо всем, что было с Рамоном. Почему Татьяна Андреевна рассказала этой девушке то, что скрывала ото всех, она и сама не знала. Нина слушала строго, не поднимая глаз. Потом сказала, словно спросила:

– Но он умирает.

Татьяна Андреевна молча кивнула головой – она думала о чем-то и даже как будто не слышала слов Нины.

– Не понимаю, – сказала Нина и встала. – Я гожусь вам в дочери, и вы можете меня даже не слушать. Но я одного не могу понять…

– Чего?

– Я не могу понять… кажется, вы и правы и совсем не правы. Есть такие люди… Их никогда нельзя обижать. Тем более из-за пустяков. Они много страдали… И как дети…

– Я знаю, – ответила Татьяна Андреевна. – Во всем виновата я. Дайте мне только подумать. Не так легко на это решиться.

– На что?

Татьяна Андреевна подняла на Нину светлые глаза.

– Пусть, – сказала она и неожиданно улыбнулась. Нине показалось, что вот-вот у нее на глазах навернутся слезы. – Так надо – и так я и сделаю. Я ничем не грешу против себя.