Читаем Том 2 полностью

Никто не ответил. Матвей Степаныч снял кожух и посматривал на стол, по уже колюче, с прищуром. Он был в новой рубашке, подпоясанной тем самым ремешком, которым лупил Виктора Шмоткова, а волосы были аккуратно подстрижены в кружок. Видно, он хотел своим видом показать необычность этого дня и особое уважение к этому дому. Все молчали и смотрели на него, любовно смеясь одними глазами. Но дед уже понял все: кто кого перехитрит! Он состроил серьезную мину, подошел к столу, подсел на скамейку, налил себе чай из самовара, взял сахар. Делал он все это медленно и степенно, не похоже на него. Затем широко надул щеки, будто собираясь пить чай. Всем было очень интересно, куда же заведет игра, которую Матвей Степаныч принял. Вдруг он вскочил, удивленно глянул на сидящих, поставил самовар на пол, блюдце — на сундук. Потом, так же молча, на полном серьезе, выплеснул в лохань чай из чашек и поставил их снова перед каждым. Засунул руки в карман, и теперь уже на лице его выразилось вопросительное недоумение: «Что же все-таки случилось?» И вот он высоко взметнул руку из кармана и весело, по-молодому вскрикнул:

— Ах-ха!

В руке оказалась бутылка водки. Матвей Степаныч ловко стукнул ее ладонью под донышко, выбив пробку, поставил на стол и засмеялся тоненько и заразительно, закрыв глаза и подняв бородку. Хохот дружно ударил в избе Земляковых: смеялись все до слез, переглядываясь, и снова еще сильнее смеялись. Железный не выдержит, если захохочет искренне и волшебно Матвей Степаныч!

А в тот день все были веселы и радостны, поэтому смех Матвея оказался еще заразительнее. Может быть, никогда не было в избе Земляковых так весело.

Пришел и Виктор Шмотков. Этот подал всем ладонь, вытянутую дощечкой, и, слегка тряхнув ею, говорил каждому поочередно «здравствуйте». Пиджак на нем был широк и короток, сапоги большие, с короткими голенищами. Его птичье лицо сияло в улыбке. А когда ему налили чашку водки, то он так просветлел, что хоть пиши с него святого.

— Выпей-ка, Виктор Ферапонтыч, за здравие гостей, — преподнес ему Матвей Степаныч.

— Это можно. Почему не выпить за хороших людей. Можно. — И взял чашку, изготовившись ее опрокинуть в рот.

Но Матвей Степаныч с хитрецой спросил:

— Алена не будет тебя пилить за водку-то? А то, может, не пил бы?

— Что ты, что ты! — испугался Виктор. — Она у меня — золото, а не баба. Она сама говорит: «Ты пей там, где ума наберешься, а не пей там, где свой могёшь потерять». Как это можно! Ну! Бывайте! — И опрокинул чашку водки так, будто вылил в кувшин, одним глотком. Закусив, он сразу же предложил: — А не послать ли еще?

— Нет, Виктор, у нас так не полагается. Хватит. Поздравили, и хватит.

— А это ж здорово! — поспешил согласиться Виктор. — Я и сам так: выпил раз и — вполне достаточно. По-культурному.

Все незаметно переглянулись и каждый подумал: «Дескать, знаем очень хорошо, как это „по-культурному“». Потом Виктор, чуть захмелев, убеждал Ваню, неистово жестикулируя руками, в том, что мужику выбиться из нужды невозможно и что у него только и радости — выпить.

Ваня слушал его очень внимательно, изучая и всматриваясь. Он и действительно увидел Виктора как-то по-новому.

— Ты учти, Иван Федорыч, — говорил Виктор, — мы тоже задумываемся над жизнью. Ей-правда! Вот так думаем, думаем — ничего не получается! Думаем, Думаем, да и запьем. Куды ж денешься! Нужды много — уму непостижимо! Вот иной раз и запьешь. Куды ж денешься.

— С нуждой-то, Виктор Ферапонтыч, надо бороться вместе, — только и сказал пока Ваня.

— То есть как? — спросил Виктор. — Кажин норовит у другого кусок из глотки вырвать. Как же тут вместе?

— Поговорим. Потом поговорим, — загадочно ответил Ваня.

— Поговорить — это я с нашим удовольствием.

И Ваня подумал: «Никто Виктору никогда и ничего не посоветовал от всего сердца, никто не открыл перед ним своей души, а всегда принимали его со снисходительной улыбкой».

Когда Виктор уходил, Крючков проводил его до дому. О чем уж они говорили по дороге, неизвестно, но, вернувшись к Земляковым, Иван Федорович сказал:

— Трудно живется Виктору.

И никто не возражал.

Потом приходили многие. После случая на дорезках Федора уважали в Паховке, и каждый старался выразить это уважение к семье. Вот и шли в избу, благо что гости приехали и есть кого проведать.

Андрей Михайлович был в отъезде.

Перейти на страницу:

Все книги серии Г.Троепольский. Собрание сочинений в трех томах

Похожие книги