Том 2

— Голосую! — повторил еще раз председатель собрания. Вдруг он увидел в глазах многих того самого раздвоенного человека, знакомого по своим думам, и прервал самого себя: — Нет, подождите! Речь скажу и я. — Неожиданно для всех он сжал кулаки, потряс ими над головой и зычно выдавил все, что было в его силах и способностях: — Не можно так жить! С тоски пропадешь! — И сразу же тише: — Знамо дело, боязно, но… начинать надо все равно. Я… останусь тут. — И уже в третий раз, спокойно, поправив бороду, торжественно сказал: — Голосую!.. Кто за колхоз… поднимем руки, товарищи. — И поднял свою, первую, она возвышалась над всеми, широкая, трудовая ладонь.

В сизой дымке поднимались руки одна за другой. Но Василий Петрович все еще не считал — он хорошо знал народ своего села.

Вот Виктор Шмотков отвел правую руку от шапки, но рука, будь она неладна, не послушалась и вверх не пошла; он уперся ею в бок, чтобы прочнее держалась, и даже глянул на нее — так ли лежит.

Василий Петрович стал считать, шевеля губами.

— Вслух считай! — потребовали несколько человек.

Он стал считать вслух:

— Сто пять… Сто шесть… — При каждом появлении новой руки он возвышал голос. — Сто десять! Кто еще? Витька! Ты чего же?

— Сто одиннадцать! — воскликнул Виктор облегченно и сам недоумевал, как это рука оторвалась сама собой и взмыла вверх вместе с шапкой. И Виктору стало легче.

После того как Василий Петрович закрыл общую сходку, добрая половина крестьян ушла: они неловко потолкались между всеми и — бочком, бочком — пробирались к двери; там неуверенно надвигали поплотнее шапки, нерешительно оглядывались назад и тяжелой походкой выходили на крыльцо. В школе стало просторно и спокойно — остались те, кто голосовал за колхоз. Против колхоза не голосовали (председатель сходки даже не сказал таких слов: «Кто против?»). Тем самым был оставлен «резерв» для каждого ушедшего из школы: он не против колхоза — он еще подумает.

Здесь же сразу открыли первое в истории села общее собрание колхоза. Сначала решили выбрать трех: председателя, заместителя и завхоза. Дядя Степан заговорил первым:

— Завхозом-то — Матвея Степаныча. Обязательно.

— Выходи, Матвей, — обратился к нему без обиняков Василий Петрович.

Матвей Степаныч, ни слова не говоря, вышел к столу и поклонился собранию низко, по-старинному. В ответ на это дружно поднялись руки. Так и получилось тогда само собой, что выборы начали с завхоза.

Кандидатуру Федора внес сам Крючков и добавил:

— Лучшего председателя не найдем. — Теперь собрание проходило тихо, серьезно и спокойно — здесь были только те, у кого душа почти стала на место. После голосования Федор, по примеру Матвея Степаныча, последовал старинному обычаю, которым подчеркивалось уважение к обществу и ответственность перед ним: он поклонился собранию низко, как полагается, чем все остались весьма довольны.

Выборы правления прошли спокойно, а Федор Ефимович Земляков стал председателем колхоза «Новый чернозем».

Уже начали расходиться по домам, как в школу вошли четыре человека: Андрей Михайлович, какой-то незнакомец и два милиционера.

— Ты откуда? — тихо спросил Федор у Андрея, когда тот подошел вплотную (пока Крючков читал документ незнакомца). — Куда ты смылся с собрания?

— Где был, там нету. Расскажу потом. — И так же тихо добавил: — Уполномоченный райкома и райисполкома приехал.

— Где ты его нашел?

— Подхожу к школе, а он с милиционерами подъехал.

Уполномоченный пожал руки сидящим за столом и всем, кто стоял близко, назвал свою фамилию:

— Лузин.

Милиционеры просто козырнули всем сразу и сели рядышком, как близнецы, одетые во все одинаковое.

Лузин спросил, не обращаясь ни к кому:

— Устали? — и, не дожидаясь ответа, сказал с нижегородским акцентом: — На сегодня-то хватит.

— А мы уже закончили, — подтвердил Крючков. — Колхоз есть!

— Мне сказали — у вас намечено на воскресенье. Почему передумали? — спросил Лузин.

— Долго рассказывать, — ответил Андрей Михайлович за всех. — Все узнаете.

— Ну хорошо. Тогда сделаем так: на двадцать минут останемся здесь. Расскажете мне, и я кое-что расскажу маленько.

Этот разговор происходил около стола и так тихо, что колхозники мало чего поняли, кроме одного: приехал уполномоченный из района и два милиционера.

…Было уже три часа ночи, когда тесным кружком коммунисты уселись вокруг стола. Лузин, прежде чем начать совещание, обратился к милиционерам: