Том 2

— Правда, — охотно согласился Сычев. — Деньжонок у тебя малость есть, заработал, лошадь есть — хозяин полный.

Не прошло и недели, как в селе узнали, что Игнатка-бандит купил саманную избу у самого берега речки, третью от края. Вскоре хата стала белой, сарай для лошади обмазан, несмотря на наступивший осенний холод. Игнат сам работал за двоих, да Сычев помогал. В новой, хотя уже давно обжитой другими, хате Сычев и Дыбин выпили на расставанье. Разговор за выпивкой был коротким и малозначительным. Однако Семен Трофимыч заметил в Игнате какую-то перемену, но причины не знал.

…А месяца через три-четыре Андрей Михайлович Вихров и Иван Федорович Крючков заявились снова к Сычеву. Он встретил их на крыльце и пригласил в хату.

— Твердое задание, — коротко пояснил Андрей Михайлович.

— Распишитесь, — сказал Крючков, подавая задание.

— Сколько? — спокойно спросил Сычев, зная, что выполнять уже нечем — хлеба нет.

— Сто центнеров, — ответил Крючков.

— Да вы что, очумели?! — вспылил Сычев, но сразу догадался, что тут подбираются под его мельницу и маслобойку, и осекся. Уже тише возразил: — Да ведь сами знаете, нету такого хлеба.

— Знаем — был, — сказал Крючков. — Знаем — тайком продал. Знаем, сколько продал.

— Ну… — Сычев что-то хотел сказать, но махнул рукой и добавил: — Валяйте.

Вскоре за невыполнение твердого задания у Сычева конфисковали по суду мельницу и маслобойку. На суде Сычев молчал все время, если не считать коротких ответов на стереотипные вопросы.

По селу поползли нехорошие слухи: вот, дескать, сначала у Сычева взяли, а потом доберутся и до других, кто малость послабее, а потом и до тех, кто еще послабее, до середнячков. Кто-то напористо и систематически тревожил крестьян.

…На собрании в сельсовете Андрей Михайлович объявил:

— Итак, товарищи, есть у нас теперь мельница, есть и маслобойка.

— А что же мы с ними будем делать? — задали ему вопрос из задних рядов.

— Как — что? Мельница молоть будет, а маслобойка, наоборот, масло бить будет.

— Кто же правдать-то будет? Надо же спеца иметь? А он подался давно в город.

— Рекомендуется Сорокин Матвей Степаныч, — предложил Федор. — Обсуждали мы в правлении сельпо и пришли к такому выводу: Сорокин долго жил в батраках, знает там — как и что — лучше всякого.

Матвей Степаныч прямо-таки взмолился:

— Дорогие граждане! Ничегошеньки я не смыслю по технике, а также и по битью масла. Ей-ей! Прахтику надо иметь, а я — что? Тьфу! Ничего не означаю в технике. Ни в зуб ногой.

Но, несмотря на сопротивление самого кандидата, постановили: «Управлять Сорокину, как бывшему батраку, знакомому с предприятиями (так и записали „знакомому с предприятиями“), а двух рабочих пусть сам себе подыщет, по вкусу».

На следующий день Матвей Степаныч сорвал доски, которыми были забиты двери мельницы, и вошел. Пахло мышами. Двадцатичетырехсильный двигатель покрылся сверху ржавчиной, все было в запустении, все не ремонтировалось с тех самых пор, как у Сычева опустились руки; на маслобойке тоже мертво и пусто: вальцы ржавые, жаровня полуразвалилась, в прессе оказалось старое куриное гнездо. «Что я могу сделать?» — спрашивал сам себя Матвей Степаныч, но пока ответа не находил. Каждый предмет он потрогал руками или крутнул туда-сюда, что могло крутиться. Но только от этого ничего не прибавилось. Матвей Степаныч, живя у Сычева, занимался тогда скотиной, двором, посевом, а к мельнице или маслобойке не имел никакого касательства. И вот теперь надо как-то не ударить лицом в грязь. Он сел в пустой маслобойке около пресса. Думал, думал и сказал сам себе:

— Так, Матвей Степаныч Сорокин. Сам ты ни хрена не сделаешь. Надо к Ванятке Крючкову идти.

Пришел в сельпо, встретил Крючкова на крыльце и прямо с ходу поставил вопрос ребром:

— К чему на несведущего человека навалили незнакомое дело? Авторитет партии подрывать? Да? Ну-ка ответь, Иван Федорович.

Тот, незаметно ухмыльнувшись, ответил:

— Нет. Поднять авторитет партии хочу. Не надо волноваться, Матвей Степаныч. Вам надо руководить. Поняли? А не самому мешки ворочать и движок заводить.

— Как так? — удивленно заморгал Матвей Степаныч.

— А так: на двигатель — механика найти, на маслобойку — спеца пригласить, а вы лично — заведующий, глаз сельпо и партячейки. Что надо от вас? Порядок соблюдать, за ремонтом следить, учет вести.

— Учет?

— Учет.

— Я — учет?

— Вы — учет.

Сорокин рассмеялся искренне, закатив глаза вверх.

— Я — булгахтер! Не может быть! Смехи-грехи!

— Вот что: пошли к Федору, — сказал Крючков, — Время зря теряем. Бунтует, — указал он на Матвея Степаныча, когда они вошли в правление сельпо.

Федор молча достал квитанционную книжку и коротко объяснил:

— Вот тут — фамилию, тут — пуды, тут — ты распишешься, а тут — клиент.

— Климент? — вопросил Сорокин.

— Клиент, — не меняя тона, поправил Федор. — И кроме того: гарнцевый сбор каждый месяц будешь сдавать по квитанциям, а всю бухгалтерию — чего ты боишься — вести положено мне. Понял?