Том 2

Лукерья. Они-с пошли с поваром беседовать.

Князь. Тоска и бред вокруг… Корнет, пошли бы вы на митинг. Интересно узнать, как они выражаются.

Корнет. О князь, я присягал его императорскому величеству.

Князь. Ради любопытства, голубчик.

Корнет. Демократия вызывает во мне только отвращение и ненависть.

Князь. Зина, почему ты зла?

Ласка. Уж не хотите ли вы, мой сиятельный, чтоб я пустилась плясать на столе? Демократия… Скажите, лучше, господин офицер, мужичье и быдло.

Князь. Зина, кес кесе?

Ласка. Ничего не «кес кесе»… Знаю я эту демократию, сама из нее вышла. Они ведь думают, что станут князьями, а князья на них работать будут. А не понимают того, болваны, что князей горсть, а их тыщи-миллионы. Нас было у матери одиннадцать душ, и только я одна всплыла на поверхность жизни, а остальные где? Они в пропасти и трясине. Таков порядок от сотворения человека и во веки веков.

Лукерья. Вы и есть, извините, госпожа Камелия-этуаль?

Князь. Что?!

Ласка. Правильно, баба, этуаль… Хотя, говоря открыто, ремесло это ненавижу. Мне бы игуменьей в монастыре служить. Да не так живи, как хочется. А они, дураки, не понимают. Они думают, революция им поможет всплыть на поверхность. Если тебе бог предназначил нищенствовать, то никакая революция тебе не поможет.

Князь. Зина, не философствуй, и так скучно.

Ласка. А если вам скучно, то прикажите, чтоб поезд поехал. Не можете приказать — взятку дайте. Сатанински, безумно хочу в Париж. Неужели мы не доберемся до Парижа? Я не знаю, что с собой сделаю!.. Проклятое мужичье!

Входят адвокат и купец.

Адвокат. Разрешите, почтеннейший князь и товарищ по несчастью?

Князь. Пожалуйста, пожалуйста… Были на митинге?

Купец. Зашаталось государство российское. Красное к беде.

Князь. Народную толпу, хотя бы праздничную и мирную, как крестный ход, я могу наблюдать спокойно только из окон закрытого экипажа. В толпе всегда сидит огромный косматый зверь. Как все вокруг противно!..

Адвокат. А я, клянусь вам, за эти несколько часов буквально поправел. В единый миг, не получивши никакой свободы, как обнаглели наши ваньки, васьки и петрушки… Я неожиданно для самого себя подумал о бичах. Не я виной тому, не я… Виновата их отвратительная пигмейская наглость.

Купец. Э-э… зачем уж так-то?.. Литературно это. Просто дурачье. Наделают себе же хуже. Вот стали добиваться от фабрикантов десятичасового рабочего дня и сидели бы смирно. (Адвокату.) Опрокинем по собачке?

Князь. А вообще тоска и дикий бред. Ужас берет, когда подумаешь, что по всей России, от Владивостока до Петербурга, остановились поезда…

Адвокат. Во Владивостоке происходит настоящий бунт.

Князь. А в Петербурге что? То же самое.

Адвокат. Вчера читал в левом листке, что там Совет какой-то появился… на манер французского конвента…[102] никто не может понять, что за Совет. Стихийная и злоумышленная организация, я полагаю.

Входит Андрон.

Андрон. Ваше сиятельство, накормим вас по вкусу… здесь имеется «Клико».

Князь. Андрон, голубчик, что ты говоришь?!.. Зина, слышишь? Можно сделать экспромтом неожиданную шалость. Неси, Андрон, что-нибудь холодное, поострей… сам знаешь. Я воскресаю.

Андрон уходит.

Купец. Шампанское, а не подделка ли?

Лукерья. Супруг выписывает для золотопромышленников.

Купец. В море туманы, в мире обманы.

«Был честен, целый век трудился,
А умер гол, как гол родился».

Адвокат. Это вы к чему же?

Купец. Да так… от праздности. То на водку тянет, то на философию.

Адвокат.

«Блажен, кто рассуждает мало
И кто не думает совсем».

Пусть сие сказано иронически, но я начинаю думать, что нашему народу думать не положено от самой природы.

Князь. Корнет, простите за нескромность, о чем так горячо вы беседуете?

Корнет. О вечной красоте.

Князь. То есть?

Корнет. О лошадях.

Князь. Вы каламбурите?

Корнет. О нет. Для меня лошадь, если она породистая, по красоте всегда несравненней человека.

Князь. Вы все-таки оригинал, корнет.

Андрон подает на стол закуски.

Как чудесно на далекой станции проглотить кусок холодной дичи и запить каким-нибудь «Шабли»[103]. Зина, твое здоровье! (Выпил, оживляется.) Восхитительно! (Адвокату.) Не надо негодовать на народ. Что мы без нашего народа? Я своего Андрона не променяю ни на каких французов, хоть Париж моя вторая родина, где я дышу всеми фибрами моей души.

Ласка. За то, чтобы сейчас оказаться в Париже, я пять раз прошлась бы туда и обратно по всему поезду голой. Нате, смотрите, черт вас подери!

Князь. Зина, ты умышленно нас всех шокируешь?

Ласка. Простите, господа. Сама не знаю, что бы сделала… Пить не люблю, но буду. Андрон, шампанского. Господа, подсаживайтесь к нам. (Поет.) «Бог знает, что с нами случится впереди…».