Том 2

— Если так… В таком случае… Я вынужден. Если вы не входите в мое положение…

— Что ты вынул из кармана?

Коробкин показал Мартынову партийный билет.

— Поймите, Петр Илларионыч, мне нелегко решиться на этот шаг. Но я вынужден… Не могу!.. И жена моя ни за что не поедет в колхоз. Что же нам — разводиться? Я пятнадцать лет с нею живу, дети есть…

— Ну что ж, раз сам отдаешь… — Мартынов вынул из крепко сжавшихся, точно сведенных судорогою пальцев Коробкина партийный билет, открыл сейф, положил его туда, замкнул на ключ. — Пока на сохранение. На бюро все же мы тебя вызовем.

И, желая до конца изведать этого человека, сделал усилие над собою, изобразив на лице нечто вроде сожаления о случившемся, стал расспрашивать Коробкина участливым тоном:

— Ну, а что же ты думаешь делать дальше? Чем будешь жить? Понимаешь, товарищ Коробкин, ведь теперь нам неудобно оставлять тебя на руководящей работе в райисполкоме.

— Сам знаю, что неудобно… Что ж, найду работу. Все же человек я грамотный, имею опыт… Не та, правда, зарплата будет… Жена у меня бухгалтер, при месте. Дом свой. Сад у нас хороший… Проживем.

Мартынов встал, прошел по кабинету.

— К рабочему классу, говоришь, тебя тянуло? Почему же не поехал еще в молодости, комсомольцем, в Магнитогорск? А здесь у нас в Троицке — какие же заводы?.. К чернильнице тебя тянуло, а не к рабочему классу! Волостной писарь!.. Легко с партбилетом расстался.

И — не выдержал. Подошел к двери, резким толчком локтя распахнул ее, осиплым, сорвавшимся голосом негромко сказал:

— Уходи, шкура!..

Коробкин, сгорбившись, сразу укоротившись на целых полметра, вздрагивая спиной, выскользнул в дверь.

Его исключили из партии на первом заседании бюро. На том же бюро исключили и Федулова. В этой фигуре, при ближайшем рассмотрении, тоже ничего сложного не оказалось. Тоже «волостной писарь», к тому же еще и жулик. Как выяснилось, кроме леса для постройки дома в городе, много еще всякого добра потянул он из амбаров и кладовых колхоза «Борьба» — «по себестоимости». И глушил все сигналы о неблагополучии в этом колхозе, поступавшие в райисполком. Федулова исключили из партии и отдали под суд. Разбор дела Корягина о симуляции аппендицита пришлось отложить до выхода его из больницы.

Через неделю во всех колхозах, где намечено было сменить руководство, выбрали уже новых председателей. Руденко, Грибов, Николенко сразу перевезли и семьи на новое местожительство. В районных учреждениях за выбывших товарищей работали пока временные заместители.

Много получил Мартынов в эти дни телеграмм, много было звонков из областного центра и даже из Москвы.

— Товарищ Н. состоит в нашей номенклатуре. Как же вы без согласования с нами перевели его на другую работу.

— На какую другую работу, давайте уточним. На очень важную работу. Мы же не газированную воду послали продавать. На передний край послали — председателем колхоза.

— Самоуправство!..

Когда голос в телефонной трубке переходил на крик, Мартынов говорил:

— Жалуйтесь на нас в ЦК. Мы так поняли решения сентябрьского Пленума: лучших людей — в колхозы. Если неправильно поняли — поправят нас. Жалуйтесь, жалуйтесь, не теряйте времени.

После чего обычно разговор обрывался и трубки на обоих концах провода клались на вилку аппарата.

Поздно ночью — Мартынов был дома, собирался уже ложиться спать — раздался звонок, которого он давно ждал. Телефонистка предупредила: «Будете говорить с секретарем обкома».

— Алло!.. Ты, Мартынов?

— Я вас слушаю, Алексей Петрович!

— Как живешь?

— Ничего, спасибо.

— Здоровье как? Семейство?

— Все в порядке.

— Дуги гнешь, говорят?

— Нет, Алексей Петрович, такого производства у нас в районе нет. Колеса делаем, хомуты шьем, кирпич выжигаем, а дуги не делаем.

— Я говорю: гнешь дуги, как медведь… Ты чего там с кадрами натворил?

— А-а…

Слышимость в телефоне была такая резкая, что жена Мартынова, Надежда Кирилловна, и не желая, все равно подслушала бы разговор. Взглянув на серьезное лицо мужа, приложив руку к сильно забившемуся сердцу, она опустилась на диван рядом с ним.

— Тут на тебя, брат, у нас в обкоме жалоб — целая куча.

— Почему целая куча, Алексей Петрович? Большинство товарищей поехало в колхозы добровольно. На что же им жаловаться?

— Ну, не куча, есть, в общем, письма… Так как ты думаешь дальше жить — без председателя исполкома, без прокурора?..

Мартынов начал было подробно излагать свой план — секретарь обкома перебил его: