Том 2

А через неделю к нему в райком пришел сам Борзов. Еще накануне Саша Трубицын, помощник секретаря, сообщил Мартынову, что видел в городе Борзова с женою: приехали за вещами, переселяются в Борисовку. Борзов пришел в райком поздно вечером, когда Мартынов сидел там один.

— Здорόво! — протянул он руку Мартынову. — Как живешь-можешь?

— Помаленьку, — ответил Мартынов, пересаживаясь из кресла на диван. — Садись.

Закурили из портсигара Борзова.

— Ты ведь не курил, — заметил Мартынов.

— Курил много лет. Бросал, опять начинал… На что намекаешь? От переживаний, думаешь, закурил?

— Не намекаю ни на что. Просто, помнится, не курил…

Борзов оглядел бывший свой кабинет. В нем не было никаких перемен. Мартынов не принадлежал к числу тех ответработников, которые начинают свою деятельность с перестановки по-своему мебели в служебном кабинете.

— Ну, как оно здесь? — пожевав мундштук папиросы, спросил Борзов. — Много ли грязи льют на меня бывшие мои подхалимы? — В его голосе слышалась напускная игривость, вызывающая не то на шутку, не то на спор. — Бывает ведь так: уехал человек, которого боялись, он уже не у власти, и тут-то начинается на ушко: «Вы знаете, он на птицекомбинате тысячу яиц выписал за год!», «Ему из рыбхоза рыбу бесплатно возили!», «На охоту ездил на казенной машине!»

— А я таких, Виктор Семеныч, — ответил Мартынов, — что задним числом льют грязь на тебя, гоню в шею. Я им не верю. «Почему раньше молчали? Сегодня на Борзова капаете, завтра, может, меня снимут — про меня какую-нибудь сплетню пустите?» Гоню таких.

— Правильно делаешь! Это — не опора. Ищи опору среди других людей, среди тех, что не заискивают перед новым секретарем, не лезут ему в глаза.

«Совет-то дельный», — подумал Мартынов.

Борзов был все такой же коренастый, бритоголовый, с сильными плечами и толстой шеей, не похудел, не изменился в лице. Если бы не землисто-желтоватый цвет лица, он бы выглядел просто здоровяком.

— Приехал за открепительным талоном, — сказал Борзов. — Отпустите?

— Если очень настаиваешь, отпустим, — ответил Мартынов. — Но мы и не гоним тебя. Нашли б и здесь тебе работу.

— Ну-у? Не гоните? Не рад тому, что уезжаю?.. Ты, говорят, и Марье Сергеевне предлагал тут другую работу? Ее удерживаешь или меня?..

— Что ж, Марья Сергеевна работник неплохой, жалко ее отпускать, — насколько смог спокойно ответил Мартынов.

Борзов искоса, потемневшими глазами, с недоверчивой, недоброй усмешкой поглядел на Мартынова. Однако продолжал разговор в том же шутливо-развязном тоне:

— А какую дали бы мне работу? Директором инкубатора? В сельхозснаб послали бы? На Втором Троицке? Пять километров? Покорно благодарю!.. Войди в мое положение, Петр Илларионыч. Что-то неохота ходить пешком по тем самым улицам, по которым в «Победе» ездил. Лучше уж — в другом месте, по другим улицам.

— Пожалуй, лучше, — согласился Мартынов. — Поэтому и отпустим тебя… Не поминай нас лихом.

Борзов в две затяжки докурил папиросу, пустил клуб дыма к потолку, еще раз оглядел кабинет. После большой паузы заговорил — уже серьезно, без натянутой улыбки.

— Рано ли, поздно ли, — убежденно сказал он, — попомнят Борзова! Позовут меня опять на большую работу! Нельзя так разбрасываться кадрами. Поймут товарищи!.. Я ли не просиживал в этом кабинете ночи напролет? Сколько сил я здесь положил! Я здесь здоровье потерял!.. Позвонишь в сельсовет: «Разыщите всех председателей колхозов и бригадиров!» В третьем часу ночи. Для чего я это делал? Чтобы люди чувствовали: от этого секретаря и ночью нигде не спасешься! Я, бывало, не сплю — весь район не спит! Государству нужны на руководящих постах энергичные работники!.. Теперь тут чего хочешь наговорят про меня. Одного только не скажут: что я размазней был. Умел держать район в страхе божьем!..

— Что умел, то умел, — согласился Мартынов.

А про себя подумал: «Если б ты был неэнергичный, это еще полбеды».

— Неправильно все же записали обо мне в решении бюро обкома, — продолжал Борзов. — «Грубый зажим критики»… Не так ведь все было, как растрезвонили. Ну, позвонил я прокурору насчет этого Мухина, что обозвал меня на партактиве самодуром. Но я же не приказывал завести на него дело. Глупости! Если человек не совершал преступления — за что же его судить? Сам прокурор как-то говорил мне: «Придется привлекать Мухина за нарушение Устава сельхозартели: сено трактористам на корню продал». Я только справился — в каком положении дело, ведется ли следствие?.. Просто — время сейчас такое. Решения Девятнадцатого съезда, новый Устав. «Зажим критики является тяжким злом. Тот, кто глушит критику…» Надо было кого-то пустить под нож, в назидание другим. Попал под колесо истории.

Мартынову стало невыносимо скучно. Он зевнул во весь рот, поглядел на стенные часы:

— Половина первого. Завтра мне к восьми утра надо быть в «Заре коммунизма».

Борзов встал.