Том 2

Тимошин распахивает широкую двустворчатую дверь на веранду. Ветра нет. Все вышли на веранду.

Тимошин. Утихла буря. А ты на восемнадцать дней пророчил. Погодка какая чудесная!

Силкин. Хорошая осень стоит. Сухо, тепло. Много зяби напашем.

Тимошин. Люблю осень, время плодов, зрелых мыслей, новых планов… Поезжай к ней, Василий Павлович. Сегодня же поезжай.

Черных. Сейчас заеду в МТС, там у меня еще дело есть. А вечером — к ним в колхоз.

Тимошин. Поезжай. Нельзя ее теперь оставлять одну. Помоги ей понять все.

Занавес.

Действие третье

Четвертая картина

Дом Насти. Вечерние сумерки. Настя, вернувшись из района, лежит, не зажигая огня, накрывшись шалью, на диване в прихожей. Столик, за которым сидела Люба, отодвинут к стене. Посреди комнаты валяется стул.

Стук в дверь. Входит Черных.

Черных. Можно войти?

Настя, чуть пошевелившись, что-то невнятно отвечает ему.

Темно… Кто-то будто есть. Хозяйка дома?

Настя. Дома.

Черных(подходит). Здравствуй еще раз. Чего лежишь? Захворала?

Настя. Нет…

Черных. С вечера спать легла… Свет зажечь? (Находит выключатель. На секунду комната освещается.)

Настя. Не надо…

Черных (гасит свет, поднимает стул, садится). А я к вам в колхоз приехал.

Настя. Правление — рядом.

Черных. Знаю я, где ваше правление. Там никого нет… Давно вернулась? Ты сразу из райкома домой поехала?

Настя. Да… (Помолчала). А Шаврова хата — напротив, за колодцем.

Черных(удивленно). Гонишь? Не вовремя зашел?

Настя. Устала я сегодня. Люди, люди, разговоры…

Черных. Хорошо, я уйду. (Встает.) А может, ты обиделась на меня, что не заступился в райкоме?

Настя. Кто я вам такая, чтоб за меня заступаться. И не ждала от вас защиты. Сама себе защита.

Черных(немного смущенно). Не ждала? Ну, конечно… (Делает шаг к двери.)

Настя приподнимается.

Настя. Чего мне так холодно?.. Что там на дворе?

Черных. На дворе тепло.

Настя. А меня знобит.

Черных. Перенервничала.

Настя. Ну, мои нервы ко всему привычны… Что это вы за кличку мне придумали: «вечный передовик»?

Черных. А… Я не в насмешку сказал. (Садится.) Неужели тебе нравится, что другие из года в год отстают?

Настя. Я не возражаю — пусть обгоняют.

Черных. Опять не то говоришь! Помоги другим с тобою поравняться, а сама — дальше вперед, если не хочешь потерять славы. Больше жизни было бы! Больше тебе беспокойства!

Настя(усмехнувшись). Вот чего вы мне желаете.

Черных. Самого лучшего!.. А разве от того, что ты успокоилась — легче тебе?

Настя. Успокоилась?..

Черных. Вожаком была ты, Настя, за то и любили тебя… Что ты сказала, помнишь, в ту ночь, когда я пришел: с кем строить?..

Настя. Я не про всех сказала — про наш колхоз.

Черных. Чем же ваш колхоз хуже других?

Настя. Не знаю… Может, я сама хуже стала… Я ли не хотела хорошей жизни всем на свете?..

Черных(оглядел комнату). Одна живешь? Никого больше нет у тебя?

Настя. Одна… Сестренка была со мною в эвакуации, на Урале, — замуж вышла там… Ох, война! Верите, Василий Павлович, за войну и за эти годы, чувствую, будто на двадцать лет постарела.

Черных. Еще бы! Что пережили…

Настя. Устала я. И поддержки нет.

Черных. Ну, это неправда! Сегодня тебе хотели от души помочь. Зачем убежала? Куда? В пустую хату. Стены тебе помогут здесь?

Настя. Стены… Насмотрюсь еще на них за зиму… Пока работы в поле — редко бываю дома. А вот зима придет, холодная, снег белый, вьюги…

Черных. Устала?.. Мы в первых рядах идем. И слава нам, и тяжесть — все на наши плечи… Но так уж мы привыкли строить, что без этого жить не можем.

Настя. Это верно, не можем… Может быть, я что-то перестала понимать… Бабы, бабы. Нам бы человека посильнее нас. Трудно нам!.. Вас Тимошин прислал со мною поговорить?

Черных. Нет… Я бы и сам приехал… Знаешь, что Тимошин еще сказал о тебе, когда ты ушла?

Настя. Что?

Черных. Что ты заболела чистоплюйством.

Настя. Что?.. (Засмеялась.) Это еще что такое?

Черных. Это… как бы тебе сказать… ну, не прощаешь другим их недостатки. А сама тоже была когда-то такой.

Настя. Нет! Никогда я против колхоза и в мыслях плохого не подумала!.. Мой муж рвался отсюда в город, нравилось ему, как рабочие живут культурно, дружно. А я ему говорила: уехать — легче всего. Надо сделать, чтоб и здесь было все, как в городе!