Том 2

Мирон(оглядывает Грицько, берет его за руку). Здоровый хлопец вырос! А что ж это у тебя, сынок, пальцы засмоленные? Табачок уже куришь? Рано научился.

Вера. Скажи ему еще ты. Я его уже ругала, а он мне отвечает: «А гектар с четвертью пахать — не рано?» Он у нас стахановец, Мирон. И пахал, и сеял, а теперь полоть нам помогает. Девяносто трудодней за посевную заработал.

Мирон. Это хорошо, но курить не надо.

Грицько. Я, батя, только ночью курю, когда коров пасу, чтоб спать не хотелось.

Мирон. Нельзя.

Грицько. Ну, я мундштук сделаю, чтоб пальцы не засмаливались.

Мирон. Какой языкатый стал, безбатченко! Отставить! Рано еще, говорю, малόй.

Грицько. А сам сказал — здоровый вырос.

Вера. Вот и поговори с таким! Цыть, Грицько, бессовестный! Батько пришел, радость какая, а он с ним спорит!

Мирон(оглядывает женщин, степь). Посеяли?.. Кто у вас бригадиром?

Вера. У нас Катерина Григорьевна, а в ихней бригаде — Нюрка.

Мирон. А председателем кто сейчас?

Марфа. Председатель старый, Андрий Степанович.

Мирон. Вернулся?

Вера. Пойдем в село, увидишь его. Он в правлении сейчас. Только посидим немножко (садится на камень у дороги), отдохну. Я как узнала тебя, сомлела вся.

Баба Галька. Да чего сидеть тут? Иди домой, корми его, за водкой посылай. И нас зови в гости.

Вера. Ну, пойдем. Так вы, девчата, скажите Катерине, когда придет, что я домой ушла. Сегодня уж не выйду… Такой день… Ох, Мирон, Мирон, да неужели это ты? Дай я тебя еще поцелую. (Обнимает его.) Разве ж можно так? Ни письма не написал, ни телеграмму не отбил. Идет — прямо как из мертвых воскрес. У меня сердце заколотилось, и крикнуть не могу. Ну, что если б померла от радости?..

Мирон и Вера идут по дороге к селу. Грицько бежит вперед. Женщины смотрят вслед уходящим, затем принимаются полоть.

Нюрка. Хромает. А танцор был какой, Мирон Федотович…

Марфа. Постарел, худой стал.

Женщина. Вот уже одна и дождалась…

Нюрка. А то кто сюда идет?

Смотрят на дорогу.

Баба Галька. Катерина идет с Павлом. Провожает…

Нюрка. Идут другой дорогой и не видят тех, за курганом. Окликнуть их?

Баба Галька. Не надо. Им сейчас — каждой до себя. Вы идите, бабы, туда дальше…

Продолжая полоть, женщины удаляются за сцену. За ними уходит и баба Галька. От села другой дорогой идут Павел и Катерина.

Павел(бросает на землю шинель и вещевой мешок). Здесь подождем. (Смотрит на часы.) Директор в три часа будет ехать из Степановки на станцию. (Садится на камень, усаживает рядом с собой Катерину.) Не надолго мы встретились с тобой, Катя…

Катерина. А все-таки встретились… И жил ты далеко от нас, не знала я тебя, что есть такой на свете, и воевал где-то под Польшей, а пришел ко мне… О чем ты думаешь?

Павел(смотрит на Катерину). Думаю — увидимся ли еще когда-нибудь?

Катерина. Вряд ли. Далеко ваш край. Тебе к нам не будет случая приехать, да и мне туда дела нет. Ты сейчас станешь на место, столько хлопот на тебя свалится, забудешь меня?

Павел. Не забуду, Катя…

Катерина. Не пожалеешь, что уехал от меня?

Павел. Не знаю…

Катерина. А радовался, когда получил письмо.

Павел. Что ты говоришь, Катя! Ведь родные же. Дочка…

Катерина. И зачем ты приехал? Разбудил мое сердце. Не знала любви-печали, так бы и жить. (Обнимает Павла).

Павел. Прости.