Павел. Нелегко, Катя, забыть родные места. Сколько мы вложили труда в свою землю! У нас природа немилостивая. У нас там дуром ничто не вырастет. Посадил деревцо — поливай все лето, только тогда примется. Я на сорок первый год намечал и в степи построить водокачки. Хотел ветром поднять воду, насосами. Пустить ее на поля, в сады…
Катерина. Ты хочешь уехать, Паша?
Павел. Нет, я тебя не покину… Если уедем, Катя, так вместе. А?
Катерина
Павел. Сердишься, Катя?
Катерина. Нет…
Павел. Не уеду я…
Катерина. Да?.. Паша, я всю жизнь одна. Я еще и жить не начинала. Дура-баба, два раза замужем была, а говорит — жить не начинала. Нет, Паша, правда.
Павел. Верю…
Катерина. Знаешь, как я выходила за Матвея? За первого, которого бросила? Тебе, может, говорили уже: «Муж у нее кулак был…» Когда наш отец умер, мать осталась одна, братишка, сестренки маленькие, хозяйства нет, нечем нам жить, и тут посватал он меня. Он вдовец был, ему хозяйка была нужна. Крепко жил, скотом торговал, сеял много, и жена его как раз в жнива померла от заражения крови, косой порезалась. А мы голодали… Мать говорит: «Иди, хоть сама не будешь голодать, а может, и нам пособишь». Подумала, подумала, деваться некуда — пошла. Как чужие жили мы с ним. Он свое, я свое. Первый год при колхозе он кладовщиком был. Каждую ночь у него банда собирается, водку пьют, власть ругают. Я от него еще до высылки ушла. Все люди скажут. Первой бабой была я на селе такой, что мужа бросила нелюбимого… Загубила только молодость свою.
Павел. Долго прожила с ним?
Катерина. Три года. Как сон страшный вспоминается то время… А второй, Василь, тот хороший был человек. Работал в колхозе неплохо, не совестно было за него перед людьми. Только тихий, робкий. На людях чтоб ему выступить, слово сказать — ни за что! Спору, крику, как огня, боялся. Пасечником он работал. А в армию его взяли, как оно называется, в пэвэо, что ли, вот те лебедки крутить, что воздушный шар поднимают… Когда передали мне люди, что он в лагере под Черкассами, в плен попал, я все продала, что было, тряпки, какие оставались, продала, телку продала — заплатить начальнику лагеря, чтоб выпустил. Пришла туда, смотрю: ходят за проволокой не люди — тени. Вызывают Василя Дорошенко. Вышел он за ворота — если б встретила на улице, не узнала бы. Потому и выпустили, что уже помирал. Черный, худой, волосы клочьями, штаны, оборванные до колен, а рубахи совсем нет, дерюжка на плечах. А был мужчина полный, видный такой. И не улыбнулся мне. Довела я его до речки, обмыла, надела чистую рубаху, стала его кормить — не ест. «Не могу, говорит, глотать, в середке все побито». Пятнадцать километров прошли до хутора, тут нас одна старуха пустила переночевать, он как лег, два дня пролежал и скончался там…
Павел. Сын от первого мужа был?
Катерина. От первого был сынок, Ваня, семи лет утонул в озере. И больше не было детей… Видишь, Паша, какая у меня жизнь!
Опять кресать будем? Нет, уж теперь ты держи, а я буду кресать.
Павел. Не пара я тебе, Катя. Тебе муж нужен, хозяин в доме нужен. А какой я хозяин без руки? В эмтээс я работаю — трактористы мне помогают. А тут я что ж, по теории буду тебе рассказывать, как плетень починить или крышу перекрыть? Колодезь вон завалился, к соседям по воду ходишь. Телка растет, сарай надо строить. А я и папиросу прикурить сам не могу.
Катерина. Паша, глупый ты! Мне не хозяин нужен — человек, ласка твоя. У меня руки здоровые, я сама все сделаю. Мы за войну все научились сами делать. Полюбила я тебя, привыкла к тебе, будто мы с тобой век живем. Не уходи от меня. Я вижу — томишься ты. Не бросай меня одну. Я такого, как ты, всю жизнь ждала. Не уходи, Паша!..
Павел. Ждала?..
Действие второе