Том 2

Страшно было, Илларионыч, — говорил Руденко. — Боялся позора. Вдруг сорвусь? Здоровый мужик, сорока пяти лет, с большим опытом руководящей работы — и не справлюсь с колхозом?.. А пуще всего жены боялся, Варвары Федоровны. От колхозников, в случае чего, можно удрать, скрыться с глаз, и из района можно, на худой конец, уехать. На Камчатку можно завербоваться, где тебя еще не знают. Но от жены-то никуда не скроешься! А она у меня такая — уважает меня, пока есть за что. А случись, выгонят из колхоза, она же меня и за мужа не признает! Скажет: «Никчемный ты человек! Речи только произносил, других учил, а сам работать не умеешь. Болтун! Коробкин ты!»… Стал я осматривать хозяйство после того, как выбрали меня председателем. Пошел на птичник. Штук пятьсот кур было там. Прихожу, смотрю: стоит возле птичника что-то похожее на лошадь, скелет в коже. Стоит, расставив ноги, от ветру качается, но не падает. Должно быть, ноги закостенели на морозе так, что и упасть уже не может. Спрашиваю девчат-птичниц: «Что это у вас такое?» Они замялись. «Да вот дали нам еще при старом председателе на птичню лошадь». — «Для чего дали?» — «Воду возить, корма». Обошел я этот экспонат со всех сторон, посмотрел — почти уже и не дышит, по глазам только можно заметить, что живая лошадь, чуть мигает веками. «Ой, врете, говорю, девчата! Что на ней можно возить? А где же ваша сбруя, повозка?» Признались они. Дали им эту выбракованную лошадь, чтоб они ее убили — у них и ружье было на птичнике — и сварили мясо для кур, а им страшно ее убивать, ждут, пока сама издохнет. Две недели уже не кормят и не поят ее, а она все стоит. Пристрелил я ее. Спрашиваю: «А еще какие корма есть?» — «Да вот там привезли с мельницы два мешка отходов — одна пыль». Вот, думаю, так мы, районные организации, и планировали развитие подсобных отраслей в колхозах! Обязательно имей птицеферму на столько-то кур! А чем кормить? Потом посмотрел поголовье свиней. Страшные были свиньи! Зайдешь в свинарник — мечутся, голодные, как тигры в клетках. Станут на задние ноги, положат рыла на дверцы и орут. Того и гляди какая-нибудь за ухо тебя хватит! Сделали мы расчет, каких маток оставить на племя, сколько молодняка сберечь для роста поголовья, а сколько можно сейчас откормить и продать, чтоб и госпоставки покрыть, и на базаре, может, поторговать. Отобрали группу. А кормов у нас уже немножко завелось. Вот Христофор Данилыч помог, навозил нам эмтээсовскими машинами жома с сахзавода, выпросили у Опёнкина заимообразно сто центнеров ячменя. Золотухин пообещал нам картошки до нового урожая. Стали кормить свиней. И тут вдруг среди зимы ураганом сорвало крышу с свинарника. Там и крыша была вся в дырьях, гнилые стропила того и гляди рухнут, а тут совсем снесло, начисто. Вот в ту ночь-то мне и посыпало голову пеплом. Снег валит, морозы тридцать градусов, а свиньи под открытым небом. Законно ли, незаконно сделали мы, не знаю, но другого выхода не было: роздали свиней для откорма колхозникам по дворам. Вот тебе три головы, вот корма по нашей норме, чего не хватает — добавь, откормишь до такого-то веса — получай себе одну свинью, а две в колхоз. Больше, конечно, мы так делать не будем, но что можно было другого придумать? За трудодни никто не соглашался кормить, потеряли люди веру в трудодень. Пришлось заплатить свининой. Все же сорок голов откормили до хорошей кондиции, отвезли на поставки и на рынок. Потом продали «Победу» — те деньги пошли на детясли. На молочной ферме стали наводить порядок, послали туда заведующим хорошего парня, комсомольца. От молока появились деньжата. Прошлогоднюю коноплю довели до ума, продали хоть не первым сортом, но все же — деньги. Покопался в бухгалтерии — обнаружил дебиторов; тот должен колхозу за работу наших людей на элеваторе, тот сено для своей организации косил на наших лугах. Ну-ка, друзья, платите, не доводите дело до суда. Так и пошло и пошло. И крупные суммы, и по мелочам. Теперь уж редкий день обходится, чтоб не было поступлений в кассу. Можно уже как-то дышать. Иной раз даже и не поймешь, откуда берутся деньги. Капают и капают!..

Руденко в этом месте своего рассказа помог словам выразительным жестом.

— Раньше было здесь в хозяйстве вот так, — он развел руками в стороны, — а сейчас у нас пошло вот так, — сделал руками широкое обратное собирательное движение.

— Ясно, — кивнул головой Мартынов. — Бухгалтерия простая и понятная.