Том 2

— Это прошедшее, Дмитрий Николаевич, — сказал Долгушин, — не вековой давности. К сожалению, это и прошедшее и наше настоящее. Это и есть та обстановка, в которой приходится работать нам, новым директорам. Директора новые, а методы руководства машинно-тракторными станциями старые… Я начал здесь с укрепления трудовой дисциплины и повышения ответственности каждого работника станции за его участок работы. Мне пришлось уволить из МТС двух закоренелых бездельников — агронома и механика. Беспробудное пьянство, вранье в донесениях, всякие пакости в коллективе. Выгнали их. Двум бригадирам на ремонте я за частые опаздывания на работу объявил выговор. И мне поставлено на вид, что я разгоняю кадры и администрирую. Двух человек уволил — по законной причине, и профсоюз согласился с моим приказом — и дал по выговору двум человекам — это сочли администрированием. А мне одному за пять месяцев пять выговоров из области закатили! Да на бюро райкома дважды записывали: «поставить на вид», «строжайше предупредить». Если я администрирую, то это лишь десятая часть того администрирования, которое испытываю на своей собственной шкуре! За что же меня наказывать?.. По-моему, я заслуживаю даже благодарности — за стойкость характера и выдержку. За то, что не переношу на своих подчиненных полностью тех методов руководства, что обрушиваются на меня самого.

Долгушин усмехнулся пришедшему в голову сравнению и добавил:

— Нахожусь в положении буфера между руководящими организациями и трактористами. Принимаю на себя все удары, но не передаю их дальше с той же силой, стараюсь по возможности смягчить.

Маслеников хмурился, а по лицу Медведева скользила легкая сдержанная улыбка. Он, видимо, доволен был тем, что Долгушин произвел неприятное впечатление на секретаря обкома.

— Хотите, Дмитрий Николаевич, скажу вам все, что думаю о стиле руководства нами, низовыми работниками, со стороны вышестоящих организаций? — разошелся Долгушин. — Я ведь новый человек в вашей области, мне кое-что, может быть, даже виднее на свежий глаз, чем старожилам.

— Ну, ну, говорите, послушаем, — кивнул головой Маслеников.

— Поражает меня, с одной стороны, простите за выражение, гнилой либерализм по отношению к тем, кого нужно гнать из партии, к прохвостам, примазавшимся — я уже видел таких в нашем районе немало, — а с другой стороны, бурное администрирование над людьми, честно работающими, но в чем-то, может быть, иногда и ошибающимися. Негибкие, дубовые методы руководства. И тому, чье место в тюрьме, — выговор, и тому, кто не по злому умыслу ошибся, — тоже выговор. Какой-то общий стандарт. Партийные и административные взыскания как единственная форма воспитания низовых работников. Очень упрощенная и облегченная система руководства. По такой системе можно руководить и не напрягая особенно мозги. Но ведь в том и отличие работников умственного труда…

Из бухгалтерии постучали в стену. Долгушин снял телефонную трубку. Звонил Руденко из колхоза «Вехи коммунизма».

Холодов, встретившись взглядом с Маслениковым, повел искоса глазами на Долгушина, чуть заметно кивнул головой в его сторону, как бы говоря: «Какой бюрократ, полюбуйтесь! Не берет трубку, пока из той комнаты не постучат».

— Вот так, Дмитрий Николаевич. Я недавно работаю в деревне, для меня здесь многое еще непонятно, — кончив разговор по телефону и положив трубку, продолжал Долгушин. — Я не знаю, каково положение было здесь в первые годы коллективизации. Может быть, это увлечение администрированием идет еще с тех времен? Когда в деревне была жестокая классовая борьба, когда к руководству колхозами пробирались кулаки, председатели прятали хлеб в «черных амбарах», саботировали решения партии? Когда без большого нажима не проходила ни одна кампания? В то время многие строгости, вероятно, оправдывались чрезвычайной обстановкой. Так вот, может быть, с тех пор по инерции и повелись у нас эти излишества в администрировании? Все еще с некоторым недоверием относимся к местным кадрам? Нужно и не нужно — грозим, стращаем, нажимаем…

Помолчав немного в раздумье, Долгушин добавил:

— Нет, это, конечно, полностью не объясняет вопроса. Помнится, в те времена не было такой примиренческой середины: и тем и другим по выговору. С чужаками и шкурниками, пробравшимися в партию, не нянчились. Были периодические чистки партии…

— Вы кончили, товарищ Долгушин?

Маслеников снял шляпу, положил ее на стул, потер ладонями пухлые, круглые колени.

— Надо отдать вам должное, человек вы последовательный. Все, что рассказывали о вас товарищи, и то, что я сейчас услышал сам, все это — продолжение одной линии. Вы против какого бы то ни было вмешательства сверху в дела вашей МТС.

Долгушин, широко раскрыв глаза, попытался было возразить.

— Погодите. Мы вас слушали терпеливо.