Том 2

В хоромах великого князя киевского Мстислава Романовича[158] спешно готовились к съезду: ожидались и большие и меньшие князья. Ко всем были посланы гонцы с заводными конями — сзывать на защиту русской земли.

Киевскому князю нелегко было принять с честью именитых гостей — каждый являлся со своими дружинниками; чем был выше князь, тем с большей свитой он ехал. Княжеские слуги заставили всех хлебников и мясников Киева печь пироги с начинкой и пшеничные караваи и везти на княжеский двор. Теперь не та сила, какая была у киевского князя сто лет назад, в пору Мономаха. Тогда под рукой киевского великого князя была почти вся русская земля: и Киев, и Переяславль, и Смоленск, и Суздаль, и Ростов, и даже далекий богатый Новгород принадлежали ему всецело. Тогда ему повиновались все князья, а половцы не смели пошевельнуться. По всем границам он разнес славу русского имени. Но годы шли, род Мономаха дробился. Князья раздавали города и волости своим сыновьям, племянникам и внукам, и теперь Мстислав Романович владел Киевом, урезанным и слабым. За последние двадцать пять лет разгромы, сделанные русскими князьями, истощили Киев. Когда галичане, и владимирцы, и суздальцы, и призванные недобросовестными князьями дикие половцы[159] грабили и жгли древнюю столицу.

Нелегко было киевлянам восстановить свой стольный город после стольких разгромов; много домов стояло разрушенных, с выбитыми оконницами и дверьми…

Сейчас снова из степи надвигалась беда. Она собрала вместе непримиримых князей, гордых и упрямых, враждовавших между собой всю жизнь из-за лучшего престола, более доходного города, людной волости. Теперь старые враги, половцы, сами с поклоном прибежали в Киев, прося подмоги. Унылые и поникшие, они сидели толпой на корточках перед воротами княжьего двора. Когда стали прибывать русские князья, половцы к ним подбегали, целовали поводья коня, протягивали руки, твердя:

— Исполчите полки! Придите в нашу степь! Обороните нас! Помогите прогнать злых недругов!

Князья, каждый со своей свитой, собрались во дворе княжьего дома; они стояли отдельно, спорили, иногда переходили, чтобы послушать, где что говорят, но, как ни упрашивали их киевские тиуны, не подымались в великокняжеские гридницы.

Половецкий хан Котян находился во дворе, гордый, как всегда. Около него, сложив руки на животе, хмурые и неподвижные, стояли его степные советники в остроконечных колпаках, с темными от солнца и степного ветра лицами. Старый переводчик из степных бродников объяснял хану, кто из князей уже прибыл, как звать того или другого и кто особенно влиятелен и силен. Котян, взвесив, кому надо выказать почет, подходил с перевальцем, склонялся, с трудом коснувшись пальцами земли, и, снова с достоинством выпрямившись, оглаживая полуседые длинные усы, говорил одно и то же:

— Окажи помощь, будь братом! На всех нас идет гибель! Вместе рядом станем, гибель отгоним! Не побрезгуй маленьким подарком. Прими мой почет! Никого не забыл я, всем хочу оказать честь — и наволоками, и конями, и скотом, и пленницами.

Уже солнце приближалось к полудню, а князья все еще стояли вразброд и до хрипоты пререкались на шумном княжьем дворе; все посматривали, кто войдет первый в гридницу князя киевского. Говорили, что князь Мстислав Романович еще поджидает кого-то — не гонцов ли с севера от властного и надменного князя суздальского, Юрия Всеволодовича, который ждет съезда у себя во Владимире и не поедет на совет князей в оскудевший Киев. Да еще видать князя галицкого Мстислава Удатного[160] — он особенно всех сзывал на сием (съезд), и гонцы его всех понуждали: беда грозит неминучая, приезжайте вборзе![161]

Все разом оживились и заговорили:

— Мстислав Удатный приехал! — и с любопытством, отталкивая друг друга локтями, старались взглянуть на князя, прославленного удачными походами и победами над уграми и ляхами.

Мстислав Удатный вошел походкой легкой, несмотря на годы. Он остановился, окинув собравшихся живым взглядом черных проницательных глаз, точно отыскивая кого-то, и долго крутил длинный свисший ус. Готовый к бою, он был в золоченом шлеме, блестевшем в солнечных лучах, и в легкой кольчуге с золотой отделкой. Красное корзно[162] развевалось при его стремительной походке. Он заметил в углу двора хана Котяна и прямо направился к нему. Тот заторопился и, протянув руки, пошел навстречу Мстиславу. Они прижались плечами, и Котян приник головой к груди галицкого князя. Белый колпак Котяна свалился в пыль, и все заметили, что плечи половецкого хана судорожно вздрагивали.

— Плачет! Пусть поплачет! — зашептали в толпе. — Эти злодеи немало наших людей сделали своими колодниками, теперь сами узнают, что такое горькие сиротские слезы! Мстислав женат на дочери хана Котяна, потому и распинается за богатого тестя!

Дружинники известили киевского князя о приезде Мстислава Удатного. Однако Мстислав Романович все еще медлил и не выходил на крыльцо, чтобы встретить двоюродного брата: старые счеты мешали! А Мстислав, обняв Котяна, отошел с ним в угол двора, и долго они стояли там и тихо беседовали.