Том 17

Партия порядка в Париже, подстрекаемая, с одной стороны, призывом Жюля Фавра в Собрании к гражданской войне — он заявил, что пруссаки пригрозили вмешательством в случае отказа парижан немедленно сдаться, — и поощряемая долготерпением народа и пассивным отношением к ней Центрального комитета, решилась на coup de main [внезапный удар, внезапное нападение. Ред.], который и нанесла 22 марта под видом мирного шествия, мирной демонстрации против революционного правительства. Действительно, это была мирная демонстрация совсем особого свойства.

«Все движение казалось совершенно неожиданным. Не было сделано никаких приготовлений, чтобы дать ему отпор».

«Мятежная толпа благородных господ», во главе с такими выкормышами империи, как Геккерен, Кётлогон, Анри де Пен и т. д., двигается, оскорбляя и обезоруживая отдельных национальных гвардейцев из числа выдвинутых патрулей (постов), которые бежали на Ван-домскую площадь, откуда национальная гвардия сразу же двинулась на улицу Нёв-де-Пти-Шан. При встрече с мятежниками ей был дан приказ не стрелять, но мятежники наступают с криками: «Долой убийц! Долой Комитет!», оскорбляют гвардейцев, выхватывают у них ружья, стреляют из револьвера в гражданина Мальжурналя (лейтенанта штаба на Вандомской площади) (члена Центрального комитета). Генерал Бержере требует, чтобы они удалились (разошлись) (ушли). Около пяти минут длится барабанный бой и повторяются sommations (которым у англичан соответствует оглашение акта о беспорядках)[443]. Те отвечают оскорбительными криками. Два национальных гвардейца падают тяжело раненные. Тем временем их товарищи все еще колеблются и стреляют в воздух. Мятежники пытаются силой прорваться сквозь ряды гвардейцев и обезоружить их. Тогда Бержере скомандовал стрелять, и трусы обращаются в бегство. Emeute [Мятеж. Ред.] сразу ликвидирован, и огонь прекращается. В национальных гвардейцев стреляли из домов. Двое из них, Вален и Франсуа, были убиты, восемь человек ранены. Улицы, по которым разбежались «мирные» демонстранты, были усеяны револьверами и палками со стилетами (много их было подобрано на улице де ла Пе). При виконте де Моли-не, убитом в спину (своими же людьми), был найден кинжал на цепочке.

Был дан отбой. Множество палок со стилетами, револьверов и кинжалов было разбросано по улицам, по которым прошла «безоружная» демонстрация. Револьверные выстрелы стали раздаваться прежде, чем восставшим был дан приказ стрелять в толпу. Нападающей стороной были манифестанты (как видел собственными глазами генерал Шеридан из окна).

Итак, это была просто попытка парижских реакционеров, вооружившихся револьверами, палками со стилетами и кинжалами, добиться того, чего не сумел добиться Винуа со своими полицейскими, солдатами, пушками и митральезами. Что «низшие классы» Парижа не дали разоружить себя даже парижским «благородным господам» — это в самом деле было уж чересчур!

Когда 13 июня 1849 г. национальная гвардия Парижа, протестуя против преступления, против нападения французских войск на Рим, устроила действительно «безоружную» и «мирную» демонстрацию, генерал Шангарнье удостоился похвал от своего друга Тьера за то, что он рубил саблями и расстреливал демонстрантов. Тогда было объявлено осадное положение, изданы новые репрессивные законы, начались новые ссылки, новое царство террора! В противоположность всему этому Центральный комитет и парижские рабочие строго держались оборонительной тактики во время самого столкновения, позволили напавшим на них (бандитам) спокойно разойтись по домам и своей снисходительностью, непривлечением их к ответу за их наглое выступление, придали им столько храбрости, что два дня спустя они под предводительством адмирала Сессе, присланного из Версаля, объединились снова и снова попытали свои силы в гражданской войне.

И эта-то стычка на Вандомской площади вызвала в Версале негодующие вопли об «убийстве безоружных граждан», разнесшиеся по всему миру. Заметим, что даже Тьер, который вечно твердит об убийстве двух генералов, ни разу не посмел напомнить миру об этом «убийстве безоружных, граждан».

Как в средние века: господин может пустить в ход любое оружие против плебея, но последний не смеет даже защищаться.

(27 марта. Версаль. Тьер:

«Я официально опровергаю тех, кто обвиняет меня, будто я веду дело к установлению монархии. Я вступил в должность, когда республика была уже совершившимся фактом. Перед богом и людьми я заявляю, что не изменю ей».)