Том 16. Доктор Паскаль

Когда Мартина пришла к старой г-же Ругон с сообщением о внезапной смерти сына, та в испуге вскрикнула, но к ее горю примешался гнев! Как! Умирая, Паскаль не захотел ее видеть и заставил служанку поклясться, что она не сообщит матери о его болезни. Это подстегнуло ее, как удар хлыста, словно борьбе, длившейся всю жизнь между нею и сыном, было суждено продолжиться и по ту сторону могилы. Потом, когда, наспех одевшись, она примчалась в Сулейяду, мысль о страшных папках, о рукописях, наполнявших шкаф, безраздельно овладела ею. После смерти дядюшки Маккара и тети Диды Фелисите уже не боялась того, что она называла мерзостями Тюлет; и даже бедный маленький Шарль, скончавшись, унес с собой один из позорнейших пороков наследственности, тяготевших над семьей. Оставались только папки, отвратительные папки, угрожавшие той славной легенде о Ругонах, созданию которой она посвятила всю жизнь и которая была единственной заботой ее старости, — ведь торжеству этого вымысла она упрямо отдавала последние силы своего деятельного, изворотливого ума. Долгие годы она без устали караулила папки Паскаля, возобновляя борьбу всякий раз, когда казалась побежденной, всегда была начеку, всегда в засаде. Ах, если бы она могла наконец овладеть ими, истребить их! Злосчастное прошлое кануло бы в вечность и слава семьи, завоеванная с таким трудом и избавленная теперь от всякой угрозы, засияла бы наконец ярким светом, навязав истории свою ложь. Она уже видела, как проходит по всем трем кварталам Плассана походкой королевы, с достоинством носящей траур по павшему режиму, и все склоняются перед ней. Вот почему, когда Мартина сообщила ей, что Клотильда приехала, она, из боязни опоздать, ускорила шаги, приближаясь к Сулейяде.

Впрочем, едва Фелисите вошла в дом, как тотчас же образумилась. К чему спешить? Перед ней вся ночь. Она пожелала все же, чтобы Мартина была у нее под рукой. Она хорошо знала, как подействовать на примитивный ум служанки, ограниченный догматами религии. Вот почему, спустившись вниз, в неприбранную кухню, чтобы приглядеть, как жарится цыпленок, она первым делом поведала Мартине свое горе, ведь сын скончался, не примирившись с церковью. Она расспрашивала служанку, требовала подробностей. Но та в отчаянии только качала головой. Нет! Священник не приходил, и хозяин даже ни разу не перекрестился. Она одна опустилась на колени, чтобы прочесть отходную, чего, конечно, мало для спасения души. С каким жаром она молилась господу богу, чтобы хозяин несмотря ни на что попал в рай!

Не спуская глаз с цыпленка, который жарился на вертеле, Фелисите продолжала тихо, озабоченно:

— Ах, голубушка, ведь главная помеха на пути моего несчастного сына в царство небесное — эти ужасные бумаги, которые он оставил наверху, в шкафу. Я диву даюсь, как это гром небесный еще не испепелил их. Если мы выпустим такую заразу из рук — позора не оберешься! И Паскаль будет гореть за это в адском пламени!

Мартина слушала ее, мертвенно побледнев.

— Так, по-вашему, сударыня, уничтожив бумаги, мы сделаем доброе дело и поможем душе хозяина обрести покой?

— Господи! Да как же иначе!.. Будь только у меня в руках эти мерзкие бумажонки, я тут же бросила бы их в огонь… И, поверьте, вам не понадобилось бы для растопки сухих виноградных лоз, — одних рукописей, что лежат там, наверху, с лихвой хватило бы, чтобы изжарить трех таких цыплят, как этот!

Служанка взяла половник и стала поливать жаркое. Теперь, казалось, и она что-то обдумывала.

— Да беда в том, что у нас их нет… Я даже слышала о них разговор и могу передать вам его, сударыня… Когда мадемуазель Клотильда поднялась в спальню, доктор Рамон спросил, не помнит ли она, какое распоряжение получила, наверное, перед своим отъездом; она сказала, что помнит и должна сохранить только папки, а все остальные бумаги отдать ему.

Фелисите задрожала, невольно выдав свое беспокойство. Ей померещилось, что бумаги ускользнули от нее, и теперь она решила заполучить не только дела, но и все исписанные доктором странички, все эти неизвестные сочинения, подозрительные и непонятные, которые были чреваты скандалом, — так подсказывал этой тщеславной старой даме ее ограниченный, фанатический ум.

— Надо действовать! — вскричала она. — И действовать нынче же ночью… Завтра, вероятно, будет слишком поздно.

— Я знаю, где ключ от шкафа, — подтвердила Мартина вполголоса, — доктор Рамон объяснил барышне!

Фелисите тотчас насторожилась.

— Ключ! Где же он?

— Под подушкой, в головах у хозяина.

Несмотря на пламя разгоревшихся виноградных лоз, по комнате как бы пронеслось холодное дуновение; и обе женщины умолкли. Слышно было только потрескивание жира, стекавшего с цыпленка в кастрюлю.