Том 15. Книга 2. Пошехонские рассказы

Вот однажды<…> в Ушанах и налакались-таки до пределов. И начал<…> хозяин объяснять: «Для чего рабочие<…> об колеса и шины постукивают?<…> чтобы знать, все ли исправно<…> подобно сему<…> и в государственных делах поступать… — Эта речь салтыковского Кокорева (как и подобное ей рассуждение Мурова в «Тихом пристанище» — см. стр. 290 в т. 4 наст. изд.) восходит к двум эпизодам статьи реального Кокорева «Путь севастопольцев» — осмотр поезда на станции Бологое и пирушка в имении откупщика Ушаки: «— А что же не спросим, зачем прежде подмазки все стучат? <…> при ударе молотком оказываются ослабевшие винты и такие гайки, на которых вся резьба стерлась <…> Поехали, да как поехали после того <…> как постучали молотком по всем колесам и переменили все истертое, просто поехали на славу! <…> Подъезжаем к Ушакам <…> явилась охота вымолвить что-нибудь при расставанье: «<…> Да ознаменуется новый период русской жизни, период Севастопольский, проявлением смиренномудрия, создающего истинную, непризрачную силу! Да воссияет свет русского смысла в начальствующих и начальствуемых, везде и во всем, и да избавит он нас от всякого спотыкания, неизбежного во тьме бессознательного чужелюбия!» (В. Кокорев. Путь севастопольцев. М., 1858, стр. 53, 54, 59,60).

Одна говорят: «На первый раз достаточно чарки доброго вина»; другие говорят: «Этого мало, нужно конституцию…»— Комический эффект в данном случае усиливается тем, что слово «конституция» употреблялось тогда в быту как синоним обильной выпивки (см.: П. и А. Кропоткины. Переписка. М.—Л., 1933, т. II, стр. 151, и стр. 23 в т. 8 наст. изд.).

Вечер второй. Audiatur Et Altera Pars^*

Впервые — ОЗ,1883, № 9 (вып. в свет после 16 сентября), стр. 273–296, под заглавием «Пошехонские рассказы. Вечер второй».

При подготовке рассказа для Изд. 1885Салтыков произвел в тексте несколько изменений. Приводим пять вариантов ОЗ.

К стр. 29 Эпиграф:

Андроны едут… (Поговорка)

Audiatur et alt'era pars. (Та же поговорка в латинском переводе)

К стр. 31. В начале абзаца: «— Когда меня…», после «…а я в ответ: «Покажи закон…», — отсутствовали слова: «…коим дозволяется взятки брать!»

К стр. 35. В середине абзаца: «В дореформенное время…», после слов «…оканчивались отдачею в солдаты, ссылкой в Сибирь, каторгой и т. п.» — было: «Без шума, тихо, благородно».

К стр. 44. В конце абзаца: «В уездные судьи…», после фразы «О секретарях говорили: «Мерзавцы!», а о писцах: «Разбойники с большой дороги!» — отсутствовало предложение: «И боялись их».

К стр. 45. В середине абзаца: «Некоторые судьи…», после слов «…умилиться над такой чертой самоотверженности…» — отсутствовало: «…вместо того, чтоб сказать: «Ну, бог с тобой! будь сыт и ты!»

Восьмого марта 1881 года военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике, что на одном из первых правительственных совещаний после убийства Александра II Победоносцев «осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкой!» [124]. Победоносцев выразил довольно устойчивые настроения определенной — консервативно-реакционной — части русского общества в 80-е годы. После 1 марта 1881 года, вспоминал, например, Г. К. Градовский, «новые веяния» получили тяжелый удар, и притихшая было на несколько месяцев реакция воспрянула с удвоенной силой. — Довольно реформ, пора назад и домой. — В этой формуле выразилось восторжествовавшее направление» [125]. «Есть еще люди, которые и теперь думают, что можно возвратиться к порядкам дореформенным и действовать так, как действовали Николая I и исполнители его воли…» — отмечал в 1882 году Кошелев [126].

Пошехонско-крепостнический характер настояний хотя бы частично возродить в России былой «порядок вещей» писатель показывает в «Вечере втором» на примерах из прошлого, ясно раскрывающих подготовляемое стране будущее. Сатирическая острота обличений в этом рассказе особенно обнаженно выступала в журнальной публикации благодаря соседству двух эпиграфов (см. вариант ОЗк стр. 29). Один из них — «Андроны едут»(то есть глупость, чепуха) — имел в виду историческую несостоятельность упований реакционеров на попятное движение истории. Другой — «Пусть будет выслушана и другая сторона»— указывал на противостоящую этим упованиям позицию автора. Вместе с тем этот второй эпиграф — ключ к пониманию вводной части рассказа о роли «отрицания зла» в деле последовательного утверждения подлинных положительных идеалов.