Том 15. Дела и речи

Однажды английская королева и — что еще важнее — нормандская герцогиня, почитаемая и обожаемая шесть дней в неделю из семи, посетила Гернсей в сопровождении пушечных залпов, суеты, шума и надлежащих церемоний. Это было воскресенье, единственный день, который ей не принадлежал. Королева, ставшая вдруг простой женщиной, нарушила отдых дня господня. Она вышла на набережную перед безмолвной толпой. Никто не обнажил головы. Единственным человеком, который приветствовал ее, был говорящий с вами изгнанник.

Он приветствовал не королеву, а женщину.

Набожный остров проявил угрюмость. В этом пуританстве есть свое величие.

Гернсей создан для того, чтобы оставить у изгнанника только хорошие воспоминания; но изгнание существует и за пределами места ссылки. С точки зрения изгнанника можно сказать, что прекрасного изгнания не бывает.

Изгнание — это суровый край; там все разбито, необитаемо, уничтожено и повержено во прах, кроме долга, стоящего во весь рост, подобно церковной колокольне в разрушенном городе, которая одна возвышается среди развалин.

Изгнание — это место наказания.

Для кого?

Для тирана.

Но тиран пытается защищаться.

IV

Изгнанник, будьте готовы ко всему. Вас гонят далеко, но не оставляют в покое. Изгнавший вас любопытен, и взгляд его устремлен на вас со всех сторон. Он наносит вам многочисленные и разнообразные визиты. У вашего камина усаживается почтенный протестантский пастор, но его протестантизм субсидируется из кассы Тронсена-Дюмерсана; появляется иностранный принц, говорящий на ломаном языке: это вас посетил Видок; он — настоящий принц? Да, это отпрыск королевской крови и вместе с тем агент полиции; к вам в доверие втирается некий профессор с важной и педантичной физиономией, а вы застаете его за чтением ваших бумаг. Все позволено против вас, ибо вы вне закона, то есть за пределами того мира, где существуют понятия равенства, разума, уважения, правдоподобия; принято считать возможным, якобы с вашего разрешения, опубликовывать то, что вы кому-то сказали, добиваясь при этом, чтобы ваши слова звучали как можно глупее; вам будут приписывать слова, которых вы никогда не произносили, письма, которых вы не писали, поступки, которых вы не совершали. К вам приближаются, чтобы лучше выбрать место для нанесения удара ножом; изгнание как бы обнесено редким забором: в него можно заглянуть, как в ров с дикими зверями; вы отрезаны от всего, и вас стерегут.

Не пишите вашим друзьям во Францию, ибо разрешено вскрывать ваши письма, — на это дал согласие кассационный суд; находясь в изгнании, бойтесь общаться с людьми, ибо это приводит подчас к загадочным последствиям; человек, улыбавшийся вам на Джерси, готов растерзать вас в Париже; тот, кто приветствует вас, подписываясь собственным именем, оскорбляет вас, скрывшись под псевдонимом; этот, на самом Джерси, пишет направленные против изгнанников статьи, которые следовало бы скорее направить против деятелей Империи; впрочем, автор сам отдает им должное, посвящая свои творения банкирам Перейра. Все это очень просто, поймите. Вы — в лазарете, и горе тому честному человеку, кто навестит вас: на границе его поджидают, и сам император тут как тут в одежде жандарма. Из-за вас будут раздевать догола женщин, чтобы найти у них какую-нибудь вашу книгу, а если те будут противиться и негодовать, то им скажут: «Это не для того, чтоб вами любоваться!»

Ваш квартирохозяин, тоже предатель, окружает вас подобранными им людьми; изгнавшему известны качества изгнанника, он сообщает их своим агентам; берегитесь: для вас нет ничего надежного; остерегайтесь самого себя; вы обращаетесь к человеку, но вас слушает маска; в месте вашего изгнания водится призрак — шпион.

Какой-то таинственный незнакомец нашептывает вам, что, если угодно, он берется убить императора: это Бонапарт, предлагающий зарезать Бонапарта. Когда вы обедаете с друзьями, из угла вдруг раздаются возгласы: «Да здравствует Марат!», «Да здравствует Эбер!», «Да здравствует гильотина!» Прислушавшись, вы узнаете голос Карлье. Иногда шпион попрошайничает: это император просит у вас милостыни через своего Пьетри; вы подаете, а он смеется смехом палача. Вы вносите трактирный долг за какого-нибудь изгнанника, а он — агент; вы оплачиваете дорогу беженцу, а он оказывается сбиром. Проходя по улице, вы слышите: «Вот истинный тиран!» Это говорят о вас; вы оборачиваетесь: «Кто этот человек?» Вам отвечают: «Это изгнанник». Нет, это полицейский чиновник; он жесток и подкуплен: это республиканец, подписывающийся «Мопа»; Коко, переодетый Сцеволой.

Что же касается измышлений, клеветы, гнусных нападок, принимайте их как должное: это снаряды, которые посылает в вас Империя.

Главное — не протестуйте, ибо это вызовет смех. За протестом снова последует оскорбление, причем такое же: его даже не потрудятся изменить. Зачем брызгать новой слюной? Хороша и вчерашняя.