— Ужасно любезно с вашей стороны, мистер Корнелиус. Не сомневаюсь, ей будет интересно открыть воскресную газету.
— В Вэлли Филдс их не так-то легко получить. Сюда их не доставляют, и кому-то приходится прогуливаться за ними в табачную лавку к станции. Я, например, всегда захватываю газеты для мистера Виджена, — он живет в соседнем доме, в «Мирной гавани», а добрые соседи всегда готовы помочь друг другу. До свидания, мисс Фостер, — сказал мистер Корнелиус и, торжественно взмахнув на прощание бородой, растаял в воздухе.
Сказанные им перед исчезновением слова едва не заставили Салли подпрыгнуть на месте. На мгновение ей почудилось, будто она услышала «мистер Виджен». Правда, потом она поняла, что произошла ошибка. Да, совпадения неизбежны, и в своих романах Лейла Йорк приучает к ним читателя, однако всему есть предел. Нелепо предполагать, что по воле случая ей придется теперь проживать в самом тесном соседстве с человеком, которого она решила навсегда вычеркнуть из жизни. Простое объяснение не заставило себя ждать. Вынужденный общаться с миром через живую изгородь, мистер Корнелиус не всегда мог рассчитывать на верное понимание. Несомненно, упомянутый им человек на самом деле носил фамилию Вильяме, может быть, Вилсон, или — в самом крайнем случае, — Вигхэм. Вернув себе душевный покой, она отправилась взглянуть, как у мисс Йорк продвигаются дела с завтраком. Та спускалась ей навстречу в розовом пеньюаре.
На лице ее лежала печать озабоченности. Нельзя было не подумать, что она прервала общение с сонмом чудесных образов и погрузилась в пучину мирской обыденности.
— У вас недовольный вид, — обратив на это внимание, заметила Салли.
— У меня плохое настроение, — ответила Лейла Йорк. — Я слышала, кто-то звонил в дверь.
— Начали подтягиваться отцы города. Некий мистер Кор-нелиус. Кто он такой, я не знаю.
— Он — агент по недвижимости. Разводит кроликов.
— В самом деле? Так вот, желая проявить добрососедство, он принес вам воскресные газеты.
— Благослови его Господь! Я как раз о них подумала.
— А также тридцать два ваших произведения. Вам предстоит оставить на них автографы.
— Тьфу! Чтоб у его кроликов уши пооблезли!
— Кроме того, он просит вас выступить с небольшим докладом на заседании литературного кружка, который собирается здесь каждый второй четверг.
— Да пошел он ко всем чертям!
— Спокойно. Благодаря мне вы избежали своей участи. Я сказала, что вы размышляете над новым романом.
Лейла Йорк досадливо хмыкнула.
— Что, так и сказали? Тогда бедняга стал жертвой беспочвенной фальсификации. Неужели в подобной обстановке можно задумываться о романе в стиле Джорджа Гиссинга? Я-то всю жизнь считала, что пригороды — это долгие мили двухсемейных халуп, населенных иссохшими женщинами, которые утюжат рубашки своим надрывающимся от кашля мужьям, а те только и делают, что недоумевают по поводу выросшей платы за жилье. Полюбуйтесь-ка, в какие нас хоромы засунули. Райские кущи, и все тут.
— Вы действительно так думаете?
— Ну, скажем, такой летний домик, с двумя птичьими бассейнами, азиатскими ландышами, не говоря уж о репродукции «Гугенота» и фарфоровой вазе с клеймом «Дары Боньор Реджис» и узорочьем из нежно-розовых раковин, по которой, клянусь, вздыхал бы Виндзорский замок. Надо было думать раньше. Все этот жеребенок, это он меня укусил.
— Какой еще жеребенок?
— Вы с ним знакомы. Виджен. Вы его и привели в тот раз ко мне. Мыс ним прилепились друг к другу, как два матроса, получивших увольнительную на берег. Раздавили бутылочку, перемыли косточки его дяде Родни и Джонни Шусмиту, и в минуту наступившей слабости я поведала ему о том, что собираюсь написать трущобный роман. Тут он и сказал мне, что если я желаю оказаться в месте, в котором трущоб хватит на сотню великих писателей, то я должна немедленно отправиться в Вэлли Филдс. Если я, дескать, хочу сделать правильный ход, то еще успею заполучить этот «Приусадебный мирок». А я, старая ворона, попросила его позвонить Корнелиусу! И вот торчу теперь на этой фешенебельной дачке, которая одухотворяет меня не больше, чем Лас-Вегас. В таких объемах тоской и безысходностью с успехом можно было заряжаться, не двигаясь со старого места. Лишний раз доказывает, как опасно доверяться этим судейским.
Пока гремели разоблачения, и у Салли открывались глаза на вероломные действия Фредерика Виджена, она успела поперхнуться дважды: в первый раз — как некий пекинес, что подавился косточкой, предназначавшейся гончей собаке, а во второй — как другой уроженец Китая, подавившийся другой, но одинаковой по размеру косточкой. Заглянув в ту бездну зла, дна которой способен достичь рвущийся к добыче мужчина, она оцепенела от ужаса. Не в силах уразуметь, чем вызваны перемены ее лица, Лейла Йорк взглянула на нее недоверчиво.
— А что это вы вдруг зарумянились?
— Я не зарумянилась.