Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо

Феденька Неугодов — сатирический персонаж, встречающийся в ряде произведений Салтыкова («Помпадуры и помпадурши», «Дневник провинциала в Петербурге», «Круглый год» и др.).

Гулящий русский человек — старорусский юридический термин, в 60-е годы введенный в публицистический оборот «парижскими» корреспонденциями И. Аксакова и сатирически переосмысленный Салтыковым для обозначения «шатающихся» по «заграницам» бездельников-дворян (см. т. 6, стр. 598, 601–603, и т. 7, стр. 566–567).

…уплачивает тринкгельды и пурбуары… — чаевые, на водку (от нeм. и франц.).

…на ознакомление по пути с садом Кроля. — Кроль — местечко в 16 километрах от Гренобля, окрестности которого издавна славились садами, бульварами и виноградниками. Возможно, Салтыков саркастически намекает на паломничество «гулящих русских людей» на родину «бургундских» и «шартрезов» — знаменитых французских вин.

…пожалуйте <…> по этапу... — Иронический намек на полицейский произвол властей, с особой подозрительностью относившихся к тем, кто возвращался из поездки в «крамольную» заграницу, и нередко производивших аресты «неблагонамеренных» лиц (с последующей их высылкойпоэтапу) непосредственно в пограничных пунктах.

…идея о суде потомства... — Эта «идея» явилась важным звеном в общей концепции «молчалинского» цикла (включая сюда и повесть «Больное место»).

…это полезно «да тихое житие поживем»… — Выражение из евангельской молитвы «за царей и за всех начальствующих» (Первое послание к Тимофею ап. Павла, II, 1–2).

Отслушаешь, бывало, Грановского… — См. т. 9, стр. 505–513, и т. 10, стр. 695 и 718.

…повинны беша работе… — повинны были (старосл.).

…при содействии Оффенбаха, Шнейдерши и нынешней неутешной вдовы… — Салтыков, подобно многим «шестидесятникам», отстаивавшим высокое «гражданское» назначение искусства, отрицательно относился как к самому жанру оперетты, созданному Жаком Оффенбахом, так и особенно к фривольной манере его сценического исполнения, в частности французской актрисой Гортензией Шнейдер, гастролировавшей в Петербурге в начале 70-х гг.

Круглый год^*

Цикл «Круглый год» задуман как хроника происходящего, дающая ежемесячный обзор событий социально-политической жизни. Однако сами события остаются на заднем плане, они, не всегда названы, лишь угадываются читателем. Салтыков стремится передать общественную атмосферу, которая определена этими событиями и, в свою очередь, определяет их. Для очерков характерна значительная степень обобщенности и художественной типизации.

Современники рассматривали новый цикл как своеобразный дневник «за тяжелый 1879 год, но дневник не гнетущих событий, быстро следовавших одно за другим, а дневник тех скрытых, назойливых и мучительных дум, которые каждый мыслящий человек должен был переживать в это время»[284].

1879 год был поистине тяжелым, «страшным годом», по словам самого Салтыкова. После длительного перерыва (с покушения Березовского в 1867 г.) возобновилась серия покушений на Александра II. 2 апреля А. К. Соловьев стрелял в царя. 19 ноября была совершена попытка взорвать царский поезд. Покушения вызвали новую волну реакции, ожесточенных преследований не только революционеров, но и малейших проявлений свободолюбивой, неофициальной мысли. Любая независимая точка зрения казалась властям подозрительной. Произведения демократической литературы, правдиво воспроизводящие жизнь, воспринимались еще в большей степени, чем ранее, как «потрясение основ», как «крамола». В реакционной печати раздавались призывы, топить «умников», студентов, интеллигентов[285].

Создавая и публикуя свои очерки в обстановке крайней реакции, писатель вынужден был менять их первоначальный замысел.

В известном письме к Е. И. Утину, написанном по поводу его статьи о «Круглом годе» — «Сатира Щедрина», Салтыков раскрывает суть той задачи, которую он перед собой ставил, создавая цикл. Идеалы «семьи, собственности, государственности», утверждал он, исчерпали себя, в «наличности» их уже нет. Но во имя этих призрачных «основ», по словам Салтыкова, попирается «идеал свободного исследования как неотъемлемого права всякого человека». В ряде названных им произведений писатель раскрывал несостоятельность «основ» современного социально-политического устройства. Обличению «принципа государственности» посвящен цикл «Круглый год».

Возражая Утину, который пытался комментировать с либеральных позиций его отношение к «идеалам», истолковать «Круглый год» в духе борьбы за конституционное устройство, сатирик разъясняет идейно-художественные принципы, цели и задачи своей сатиры[286], которыми он руководствовался и в работе над циклом «Круглый год».