Том 13. Большая Душа

— Чего уж лучше, — вырвалось у Сони-Наоборот. — Ну, а пока что все-таки прощайте.

Она с самым решительным видом повернулась и почти бегом пустилась в обратный путь, унося с собой на руках Доди.

Дося побежала за нею.

Девочки довольно далеко отбежали от "розовой дачи". Вот и знакомая решетка их пансионского сада… Еще минута, другая — и они дома.

— Слава Богу, без приключений! — вырвалось у Доси, и тут же она внезапно остановилась. По проезжей дороге парка, которую они только что готовились перебежать, навстречу им катилась коляска. При ярком сиянии месяца девочки сразу узнали лошадей и экипаж Анастасии Арсеньевны Зариной.

Не оставалось никаких сомнений в том, это возвращалась из гостей сама бабуся. Дося и Соня-Наоборот переглянулись.

— Бежим! — вырвалось у обеих сразу. Но едва лишь успели девочки сделать несколько шагов, как новый возглас испуга вырвался у обеих, и Соня-Наоборот первая остановилась посреди дороги, беспомощно разведя руками.

— Доди! Доди! Ах ты горе! Подвела нас таки противная собачонка!

Действительно, Доди со своей естественной всему молодому собачьему племени стремительностью неожиданно выскользнул из рук державшей его Сони, очевидно, чуя приближение хозяйки, и кинулся навстречу экипажу.

— Доди, Доди, назад! Назад! Тебя раздавят, глупая собачонка, — позабывшись, во весь голос крикнула Дося и кинулась вслед за шпицем.

* * *

— Откуда так поздно? Почему еще не спите? А где же m-lle Алиса и все остальные?

Экипаж стоял в десяти шагах от девочек, а Анастасия Арсеньевна направлялась к ним, на ходу забрасывая их тревожными вопросами, в то время как вероломный Доди выражал свои собачьи восторги возвратившейся, наконец, хозяйке.

Но Дося и Соня-Наоборот молчали. Растерянные и смущенные, стояли они перед Зариной, не произнося ни слова. И это молчание больше всяких слов сказало Анастасии Арсеньевне.

— Вы, кажется, ушли без спроса? — сдвигая брови, строго осведомилась она.

Тут Соня-Наоборот не выдержала, бросилась к Анастасии Арсеньевне, схватила ее за обе руки и, сжимая их, заговорила в страшном волнении, быстро-быстро:

— Бабуся… Милая, дорогая бабуся! Хорошая наша! Выслушайте нас, прежде чем рассердиться. Вы же знаете, что Соня-Наоборот вам никогда не солжет, потому что Соня-Наоборот шалунья, сорвиголова, но лгать не умеет вовсе! Золотая бабуся, добрая! Ну да, мы ушли, убежали попросту на часок из дома. Но, ей-Богу же, не ради шалости. И не ради злого умысла, отнюдь нет! Клянусь вам в этом, бабуся. Вы только выслушайте меня, и вы поймете сами, что мы с Досей не могли иначе поступить.

Анастасия Арсеньева выслушала Соню внимательно, посмотрела в ее поднятое к ней все освещенное лунным сиянием лицо, в горящие неподдельной искренностью глаза и после минутной паузы сказала:

— Я слушаю тебя. Знаю, что не лжешь. Рассказывай, Соня.

И вот началась горячая, правдивая исповедь. Ни одного слова лжи не было в ней. То, что забывала сказать Соня-Наоборот, вставляла в ее бесхитростный рассказ Дося Оврагина. История с желудями. Их назначение. Исчезновение Доди. Встреча с мальчиками Бартемьевыми. Ночная экспедиция через окошко при благосклонном участии рябины — ничто, ничто не было забыто девочками. Рассказано было все. Только несколько смягчен, в силу "правила товарищества", строго выполняемого в пансионе, в передаче, не совсем благовидный поступок Жоржа, ради которого они и попали впросак.

Однако Анастасия Арсеньевна менее всего, по-видимому, обратила внимание на участие во всей этой истории Жоржа Бартемьева, ее мысли были заняты другим.

— Ты кончила? Больше нечего рассказывать, надеюсь? — когда, наконец, замолкла Соня-Наоборот, обратилась к ней снова Зарина.

Молчаливый кивок головы был ответом.

— Я не буду говорить вам, дети, о том, как дурно вы поступили, и как ваш поступок огорчил меня, — произнесла после короткой паузы Анастасия Арсеньевна, — как огорчит он, несомненно, m-lle Алису и Асю и всех ваших более благоразумных подруг. И вот, чтобы не давать и другим переживать далеко не приятные минуты, которые я сама переживаю сейчас, я предлагаю вам ничего не говорить ни m-lle Алисе, ни девочкам о том, что произошло с вами. Чистое и сердечное ваше признание уже смягчает вашу вину. И то наказание, которого вы обе заслуживаете, будет уменьшено насколько возможно, благодаря той же правдивости вашей. Ну, а теперь скажите сами, чего вы заслужили обе? Какое наказание должна я наложить на вас? — обратилась снова Зарина к притихшим девочкам.

— Конечно, самое строгое, бабуся, — искренне вырвалось у Доси.

— Самое строгое, это — оставление без отпуска на четыре воскресенья, так, кажется, если не ошибаюсь?

— Да, бабуся, — замирающим голосом ответила на этот раз Дося, в то время как ее маленькое сердечко забило тревогу.

— Хорошо. Стало быть, ты останешься без отпуска, Дося. Но не на месяц, а ввиду чистосердечного твоего покаяния на одно воскресенье только. Если же m-lle Алиса и девочки спросят, почему ты не идешь в воскресенье с Асею к ним, можешь сказать всем им, что на это им ответит сама бабуся. Надеюсь, ты хорошо поняла меня, Дося?