Наташа. Какая же это жизнь? Какая жизнь?
Занавес
Сцена третья
Через час. Из угла, из своей комнаты, вышла Полина, погасила на столе огонь лампы, комната освещается луною через окно, верхняя часть лестницы — светом из открытой двери Наташиной комнаты. Полина подошла к двери магазина, отступила.
Полина. Кто это? Клавдия — ты?
Наташа(выходит, кутаясь шалью). Это — я.
Полина. Что ты — в темноте?
Наташа. Сижу, смотрю на улицу, там светло, луна.
(Положила руки на плечи мачехи, шаль упала на пол.)Слушай, этот… Стогов — кто он всё-таки?
Полина(вздохнув). Был хороший человек, а теперь — негодяй…
Наташа. Негодяй?
Полина. Сама видишь. Я — не виню его, все — так!
Наташа. Негодяй, потому что разлюбил тебя?
Полина(не сразу). Почему ты говоришь — разлюбил? Ведь вот он нашёл меня, явился…
(Молча смотрят друг на друга. Полина снимает со своих плеч руки Наташи — кажется, что она хочет обнять себя её руками, но затем отталкивает их. Идут рядом к окну, не глядя друг на друга.)
Наташа. Завтра — воскресенье…
Полина. Да. А — что?
Наташа. Так. Дни бегут, точно испуганные собаки.
(Стоят у окна.)
Клавдия(осторожно выглянула из двери своей комнаты. Подмышкой — узел, в руке — чемодан. Скрылась. Затем выходит без вещей). Чем любуетесь?
Наташа. Луной.
Клавдия. А я иду к Дуне, ночевать. Она — одна. Тётка её уехала дачу продавать.
(Молчание.)Муженьком моим не пахнет? Не видали его?
Наташа. Нет.
Клавдия. Значит — в трактире. Ну, прощайте! Иду.
(Ушла в свою комнату.)
Полина. Я тоже уйду, Наташа. Я — спать.
Наташа. Усни.
(Нахмурясь, смотрит вслед ей. Идёт к двери магазина, подняла с пола шаль, набросила её на себя, скрылась в магазине.)
Дуня(из двери кухни, осторожно стучит в дверь Клавдии, та — на пороге, шепчутся). Ты мне вещи в окно подай, а я их — через забор.
Клавдия. Он — ждёт?
Дуня. Ну да! Скорее.
(Взяла из рук Клавдии узел, ушла. Наташа выглядывает из магазина.)
Кемской(спускается с лестницы, в халате, на голове — шёлковая чёрная шапочка). Наташа! Глинкин! Кто-нибудь есть тут? Никого, когда нужно. Темнота. Экономия. Всегда были люди, но никогда они не были так отвратительны.
(Кричит в окно.)Наташа!
(Идёт в кухню.)
Бобова(нарядно одетая, из кухни). Не спишь — ходишь? Эх, старость!
Кемской. Никого нет…
Бобова. Ночь всех в сад выманила. Идём, провожу. У меня, батюшка, дельце к тебе. Блудливые языки говорят про меня…
(Ушли. Клавдия вышла из своей двери с вещами, но тотчас бросилась назад. Ефимов и Глинкин с портфелем, выпивший. Ефимов тоже нетрезв.)
Глинкин. Не заметил нас, старый чёрт. Вот — жизнь! За двадцать пять рублей работаю до поздней ночи, а?
Ефимов(мрачно). Все живём плохо. У меня, брат, тоже… кошки в душе. Да. Правильно говорят: любовь — мученье…
Глинкин. Это — когда глупо говорят. Любовь — дело государственное.
(Сел к столу. Поднимает кружок под лампой, быстро опустил. Улыбается. Вынул из кармана стекло, вставил в глаз.)Удивительно.
Ефимов. Ничего удивительного нет. Ерунда всё. И — не всякий понимает, что ему надо. Людям надо приказывать: вот чего желайте, а иного — не сметь! Если б я был…
(Смотрит на стенные часы.)Где этот чёрт — Лузгин? Хотел придти…
(Свистит.)
Глинкин(блаженно улыбаясь, напевает). «Наша жизнь — полна чудес…»
Ефимов. Теперь моноклей не носят.
Глинкин. Что-с?
Ефимов. Не носят моноклей теперь.
Глинкин. Предоставь мне знать эти вещи, а?
Ефимов. Не носят. И это — не монокль, а стекло от дамских часов, я вижу. Дёшево форсишь.
Глинкин. Ты глуп!
Ефимов(встал). Не очень. Нет, я не очень глуп.
(Идёт к себе.)Клавдия!
Глинкин(взял со стола монету. Поцеловал). Милая…