Подумать только, сколько народу касалось ну хоть вот этой ручки – задумчивых, размашистых, решительных и робких рук!
Маленькая девочка тянула ее обеими ручонками.
С отчаянием брался за нее подросток, возвращаясь с двойкой из училища.
С затуманенными глазами, ничего не видя, держалась за нее убитая неудавшейся судьбой девушка.
С тихим отчаянием медленно поворачивал ее чиновник, лишившийся места.
Сколько припомнилось разбитых надежд и любви – какой обманутой! какой горючей!
Вещи живут, внушают – вы слышите? вы чуете? – и только ослы да заводные чучелы проходят мимо равнодушно.
Трамвай*
Как только наступает весна, все бегут из столицы. Зачем? Разве небо не то же? А солнце в деревне другое светит? Или не то, что жжет пыльный, горячий асфальт?
Воздух…
Но зато ни в какой деревне я не слышу трамвая.
Как гордо и смело, как сказочный рыцарь на турнир, несется вперед победоносный трамвай, звеня и щелкая! А вожатый, напоминая капитана корабля, как спокойно и уверенно держится за ручку мотора!
Уверенно ясно к намеченной цели летит трамвай.
И в этом гордом движении притягательность его неизъяснима, сколько старания прилепиться к нему, повиснуть, схватиться за медные ручки!
А сколько счастья стоять на передней площадке и смотреть, как у тебя под ногами с мешками и корзинами мечется толпа и прохожие, беспомощные и жалкие, подняв носы, глядят.
Чувствуешь себя выше.
И всякий, кто, ступив с тротуара, взберется на площадку трамвая, уже окреп духом: он смел и уверен, – он мчится вперед.
Но это еще не все.
Вы вступаете в вагон, – там новые люди и новая жизнь.
А какие встречи, разговоры!
Вот дождик захлестал по стеклам, а вы спокойно внутри, – вы презираете и дождь.
Да, воздух…
Деревенский воздух и жир сливок и масло, но и какое изнурение от погодных забот и потерь!
А тут – смотрите! – какая лента женских лиц, начиная со стрельчатоокой смуглянки и нашей северной золотоотливной косы и кончая уродом.
Трамвай остановился.
И если входил я одиноким, не одиноким выхожу я.
Нет, никогда ни зимой, ни летом я не покину города: одним своим трамваем наполняет он силою мой дух, а быстрый трамвайный его бег придает мне смелость, а мгновенная улыбка случайных встреч радует мое безрадостное сердце.
Сдавленные камнями перспективы или безграничность полей с грустью и тихой мечтой. Нет, это не мое, только тут на камнях я живу со всем ожесточением и остротою, а там – только томлюсь.
Сказки
Солозобочка*
Ехал ложкарь по деревне, воз ложек вез. Марфуха, баба кипень, кричит ложкарю:
– Ложек твоих нам и даром не надо! А вот кабы ты такие ложки возил, чтобы без соли сами солили!
А ложкарь и сам нарок.
– Есть, – говорит, – такая у меня ложечка-солозобочка: без соли в самый раз насолит. Только надо слово знать.
– Какое такое слово?
– А кто ложку купит, тому и сказ.
– Продай!
– Что-ж, купи!
– Дорого-ль?
– Целковый.
Помялась баба: целковый!
– Зато соли покупать не надо.
– Ладно.
Увела Марфуха ложкаря в избу, усадила за стол – ложку пробовать, а сама к печке, налила щей.
– Ну-ка, ложечкой посоли – какое такое слово?
Ложкарь вынул ложку – ай-да ложка, с рыбкой! – да во щи:
Сам мешает, сам приговаривает:
– Да солоно буди!
Марфуха хлебнула: а и вправду – без соли, а в самый раз!
А того не в примет, что ложкарь из рукава соли в миску ссыпнул.
– В самый раз.
Звякнул целковый, уехал ложкарь, воз ложек повез – без одной.
То-то муженёк похвалит, не дождется Марфуха.
Вернулся Тихон из леса. Марфуха с наскока:
– Скажи мне, хозяин, спасибо!
– Что такое?
– А за то такое: соли нам покупать больше не надо.
– Как так?
– А так, очень просто: ложку я такую купила, без соли солит, рубль дала, целковый.
Да живо к печке, ухватила горшок со щами, на стол, да за ложку.
Ай-да ложка, не простая – с рыбкой!
Сама мешает, сама приговаривает:
– Да солоно буди!
И размешала.
– Нака-сь, отведай!
– Ну, и горазда! – не верится что-то: невозможное дело.
– Небось, не расплюешь.
Тихон хлебнул, и ни слова, – не глядя, положил свою ложку.
– Али не солоно?
Марфуха не прочь и еще помешать. А он из рук у нее эту ложку как хватит, да ложкой.
Сам приговаривает:
– Да солоно буди!
Солоно пришлось бабе: зряшному слову не верь!
С кваском*
Чем не плох Копыл – и хозяйство и дом! – а ладу в семье нет и нет: лупил Петр Анисью, не дай Бог.
А за то и лупил, что уж баба-то больно словата: на слово беспременно два слова жди, а чтобы смолчать, – никак.
Ну, не выдержит Петр да в кулаки.
Не успеет у Анисьи синяк слинять, новый готов – Петров-то кулак во! – вся-то баба синющая.
Не житье было, каторга.
Проходил тем селом странник, зашел к Копылам – Петра-то дома не было – Анисья и ну жаловаться.
– А ты бы, умница, и смолчала! – присоветовал странник.
– Как бы не так! Придет окаянный из лесу, зарычит, зверь зверем: и обед давай, и онучи неси, и лошади сена дай! Да что я – десять рук у меня? – не разорваться-ж!