Читаем Том 11 полностью

Никаких мер к устранению зла, признает Рассел, не было принято. Вся реформа военного управления ограничилась тем, что интендантство было подчинено военному министру. Тем не менее, хотя никаких мер, чтобы исправить положение, принято не было, Рассел преспокойно оставался в составе министерства и с 30 ноября 1854 по 20 января 1855 г. не вносил больше никаких предложений. В этот день, в прошлую субботу, Абердин передал Расселу некоторые предложения относительно реформы военного управления, но Рассел нашел их недостаточными и со своей стороны внес в письменном виде встречные предложения. Лишь три дня спустя он счел нужным подать в отставку, потому что Робак сделал свое заявление, а Рассел не был намерен разделять ответственность с тем кабинетом, в котором он занимал посты и в делах которого принимал непосредственное участие. Он слышал, поясняет Рассел, что Абердин ни за что не решится назначить Пальмерстона диктатором военного министерства, а раз так, то он, Курций, может лишь поздравить себя с тем, что не напрасно оставил министерство и ринулся в зияющую бездну оппозиции. Так, катясь все дальше по наклонной плоскости, наш лорд Джон уничтожил и последний предлог, который он мог выставить в оправдание своей отставки, заявив: 1) что перспективы войны вовсе не таковы, чтобы давать повод для господствующего настроения безнадежности; 2) что Абердин — великий министр, Кларендон — великий дипломат, Гладстон — великий финансист; 3) что партия вигов состоит не из карьеристов, а из патриотических мечтателей, и, наконец, что он, Рассел, воздержится от голосования по поводу предложения Робака, хотя и вышел из министерства будто бы потому, что патриот ничего не может возразить против этого предложения. Речь Рассела была встречена еще более холодно, чем произнесена.

От имени министерства выступал Пальмерстон. Его положение было курьезным. Курций-Рассел уходит в отставку потому, что Абердин не хочет назначить Пальмерстона военным диктатором. Брут-Пальмерстон обрушивается на Рассела за то, что в минуту опасности он покидает Абердина. В этом курьезном положении Пальмерстон чувствовал себя прекрасно. Он использовал его для того, чтобы, как обычно в критические моменты, вызвав смех, превратить серьезное положение в фарс. Когда Пальмерстон упрекнул Рассела в том, что он не принял своего героического решения еще в декабре, Дизраэли, — он по крайней мере не скрывает своей радости по поводу гибели венецианской конституции, — громко рассмеялся, а Гладстон, специализировавшийся на серьезности, вероятно, прошептал все пьюзиитские[13] молитвы, чтобы не расхохотаться. Пальмерстон заявил, что принятие предложения Робака означает падение министерства. Если же предложение будет отвергнуто, то кабинет обсудит вопрос о своем собственном преобразовании (включая и вопрос о диктатуре Пальмерстона).

Великий волшебник, этот Пальмерстон! Стоя одной ногой в могиле, он, однако, умеет убедить Англию в том, что он — homo novus [новый человек. Ред.] и что его карьера только начинается! Занимая в течение двадцати лет пост секретаря по военным делам и прославившись на этом посту лишь систематической защитой телесных наказаний и продажи чинов в армии[14], он смеет теперь выдавать себя за человека, одно имя которого способно уничтожить недостатки целой системы! Единственный из всех английских министров, которого в парламенте неоднократно изобличали, и особенно серьезно в 1848 г., как русского агента, он смеет выдавать себя за человека, который один только и способен повести Англию на войну с Россией. Великий человек, этот Пальмерстон!

О дебатах по поводу предложения Робака, которые перенесены на вечернее заседание в понедельник, — в следующий раз. Это предложение так ловко составлено, что враги министерства заявили, что будут голосовать за него, хотя и находят его нелепым, а сторонники министерства собираются высказываться за предложение, хотя и будут голосовать против. Заседание палаты лордов не представляло особого интереса. К заявлению Рассела Абердин ничего не прибавил, кроме своего изумления: Рассел-де изумил весь кабинет.

Написано К. Марксом 27января 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 49, 30 января 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

<p>Ф. ЭНГЕЛЬС</p><p>ВОЙНА В ЕВРОПЕ<a l:href="#n_15" type="note">[15]</a></p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология