Том 11

Однако с понедельника, когда Пальмерстон удостоил парламент этими откровениями, произошли большие изменения. Между Пальмерстоном от понедельника и Пальмерстоном от пятницы встали предложение Дизраэли и день дебатов по поводу этого предложения; Дизраэли мотивировал свое предложение опасениями, что министерство во время перерыва заседаний палаты может «втянуть страну в позорный мир», подобно тому как в период пребывания у власти Абердина она была «втянута» в позорную войну. Судьба голосования зависела, таким образом, от ответа Пальмерстона на запрос Робака. Пальмерстону нельзя было в данный момент вызывать призрак Венской конференции и заявлять палате, что в Вене решают, в то время как в залах св. Стефана[162] обсуждают, что здесь предполагают, а там располагают. Он тем более не мог этого сделать, что Рассел лишь накануне отрекся от Австрии, от проектов мира и от Венской конференции. Поэтому Пальмерстон ответил Робаку: Венская конференция не возобновилась и английский посол не получал разрешения присутствовать на какой-либо новой конференции без специального указания Даунинг-стрит. После этого, горя негодованием, выступил Милнер Гибсон. Несколько дней тому назад благородный лорд заявил, что конференция только отложена, и что Уэстморленд имеет неограниченные полномочия для ведения переговоров. Разве эти полномочия у него отняты, и когда? — Полномочия! — ответил Пальмерстон, — его полномочия так же неограничены, как и прежде, но он не имеет права ими пользоваться. Обладать полномочиями и иметь право ими пользоваться — это не одно и то же. Ответ Пальмерстона на запрос Робака разорвал узы, связывавшие министерство с окрепшей благодаря пилитам партией мира a tout prix [любой ценой. Ред.]. Между тем это было не единственное и не самое важное «недоразумение». Позавчера Дизраэли в течение нескольких часов мучил и пытал Рассела, колол его раскаленными булавками. Одной рукой Дизраэли показывал на риторическую львиную шкуру, в которую этот виг-ацтек имеет обыкновение облачаться, другой — на гуттаперчевого крохотного человечка, который скрывается за этой шкурой. Хотя Рассел благодаря своему долголетнему парламентскому опыту и авантюрам так же защищен против резких выражений, как и неуязвимый Зигфрид от ран, все же он не смог сохранить спокойствие при таком беспощадном разоблачении его подлинного «я». Он строил гримасы во время речи Дизраэли. Он беспокойно ерзал на своем месте, когда после Дизраэли выступал со своей проповедью Гладстон. Как только Гладстон сделал риторическую паузу, Рассел встал, и только смех палаты напомнил ему, что его очередь еще не настала. Наконец, Гладстон закончил свою речь, и Рассел смог излить свою душу. Рассел рассказал палате все, что он благоразумно скрыл от князя Горчакова и г-на Титова. Россия, «честь и достоинство» которой он отстаивал на Венской конференции, представлялась ему теперь державой, которая безудержно стремится к мировому господству, которая заключает договоры, чтобы создавать предлоги для завоевательных войн, и ведет войны, чтобы отравлять атмосферу договорами. Не только Англия, но и Европа, по его мнению, находится под угрозой, и нет иного выхода кроме истребительной войны. Он намекнул также на Польшу. Короче говоря, венский дипломат превратился вдруг в «уличного демагога» (одно из любимых его выражений). Дизраэли искусно толкнул его на выступление в таком высокопарном стиле.

Сейчас же после голосования взял слово сэр Джеме Грехом, пилит. Не ослышался ли он? Рассел объявил «новую войну» России, крестовый поход, войну не на жизнь, а на смерть, войну национальностей. Дело слишком серьезно, чтобы прекращать дебаты. Теперь-де больше, чем когда-либо, неясны намерения министров. Рассел счел, что после голосования он может, как обычно, сбросить львиную шкуру. Поэтому он решил не церемониться. Грехем, мол, его «ошибочно понял». Он желает лишь «безопасности для Турции». Вот видите, воскликнул Дизраэли, вы, которые, отвергнув мое предложение, сняли с министерства обвинение в «двуличности», полюбуйтесь теперь его искренностью! Этот Рассел после голосования отрекается от всей своей речи, произнесенной перед голосованием! Я поздравляю вас с вашим голосованием!