Том 10. Последние желания

– Вот мы сейчас придем, – говорил Калинин, – и все будут думать, что мы, как прежде, не увидят, как мы счастливы…

Лёля вдруг вспомнила, что танцует с князем, и ей стало жалко кадрили…

Она подумала с минуту…

– Нет, – сказала она, – знаете что? Лучше вы теперь пойдете домой, да? А завтра утром вы будете в парке? Я тоже приду, а пока…

В это время она услышала, как заиграли кадриль. «Ну вот, князь ищет меня, – подумала она, – а если Калинин увидит, что я танцую, то сейчас же огорчится, удивится, как я могу, пожалуй, уйдет. Нет, завтра ему скажу про все, прямо, а теперь нельзя…»

И она торопила его уйти.

– Вы гоните меня? – и он смотрел на нее удивленно. – Ну хорошо, может, и лучше нам пока расстаться. Так до завтра? Прощайте, милая…

VII

На другое утро Калинин проснулся менее счастливым. Он стал вспоминать, думать о вчерашнем, и все ему казалось, что было что-то не то, не совсем так. «Зачем она так застенчива со мною? – думал он. – Даже не сказала, что любит… Пусть бы сказала, мне было бы еще лучше. Нет, мы еще не совсем сошлись, еще есть что-то чуждое между нами…» И чем больше он думал, тем скорее ему хотелось увидать ее и услышать ее голос.

В парке Лёля встретила его весело и, не вспоминая о вчерашнем, говорила о чем-то другом. Но Калинин не испугался. Он просто подумал, что она боится посторонних глаз в парке. Едва выйдя на дальнюю тропинку, он стал ей говорить «ты», спрашивать ее заботливо, как она спала и любит ли она его сегодня, как вчера.

– Не говорите мне «ты», – сказала Лёля тихо.

– Отчего? – и он взглянул на нее простодушно. – Ну все равно, как хочешь… Я думал, что уж мы теперь такие близкие, родные, и можно «ты» говорить…

И он покраснел и смутился, как мальчик.

– Да это неважно… Скажите мне только, что любите сегодня… Ну скажите, а то мне так грустно, вы видите…

– А если я не люблю сегодня?

– Если не любите… Тогда я подожду. Может, любовь вернется… А если не вернется – я уйду… Скорей уйду, дальше, и постараюсь тоже разлюбить вас… Опять вернусь к одиночеству… Я ведь всегда был одинок.

Лёля опять хотела сказать ему, что любит Васю, что уж с ней все кончено – и не могла. Она не могла огорчить его, бедного, не хотела, чтобы он ушел. Но и солгать, что любит – ей казалось трудно. У него были такие правдивые глаза. Она тихонько взяла его за руку и вдруг заплакала. А Калинин, увидав ее слезы, стал опять совсем счастлив, он свято, крепко поверил, что Лёля любит.

VIII

Неожиданно приехал Николай Николаевич. Перед отъездом на дачу Лёля сказала ему, расстроенная и взволнованная, что лучше не надо, что все это пусть забудется, что она еще никогда не думала о свадьбе… и была уверена, что отказала. Но Николай Николаевич никогда не сомневался в согласии и потому не мог понять отказа. Он думал, что это так что-нибудь, минутный каприз, расстроенные нервы; он успокоил ее общими словами, целовал руки. Теперь он приехал смело, держал себя развязно, как жених; а Лёля ничего не понимала, боялась его, не начинала разговора. Марья Васильевна тоже удивлялась и была с ним холодна, но Николай Николаевич не смущался.

Он затеял поездку за сто верст, в горы, где было красивое дачное место. Туда ездили лечиться сосновым воздухом и минеральными водами.

Впрочем, говорят, что источники потеряли все свою целебную силу с тех пор, как выстроили целый дворец с ванными и провели воду через множество труб самого разнообразного и новейшего устройства.

Лёля никогда не была там, и ей очень хотелось поехать. Каждое утро в парке она гуляла с Калининым, они читали вместе, спорили; о любви это время они почти не говорили; ей было очень хорошо с ним. Иногда они гуляли все вместе, с Ренке и Николаем Николаевичем, но Калинин не любил таких прогулок; ему хотелось быть одному с Лёлей и разговаривать о том, что его интересовало, видеть, как она его понимает; а Ренке говорил, что Зизи Строева влюблена в Адгришвили, а Адгришвили в Курианц; Николай Николаевич жаловался на скверный номер в гостинице – и Калинин становился грустен. А когда он видел, что Лёля весело болтает с ним, интересуется m-me Курианц и плохим номером, то ему делалось еще грустнее, точно она от него удалялась.