Том 10. Аббат

Приятнее всего для Роланда были те случайные часы, когда ему разрешалось оказывать различные услуги королеве и ее фрейлинам, а также обеденное время, которое он всегда проводил с Мэри Флеминг и Кэтрин Ситон. Ему часто приходилось восхищаться остроумием и изобретательной фантазией молодой девушки, которая была неутомима в стараниях развлечь королеву и хотя бы на время прогнать одолевавшую ее грусть. Она танцевала, пела, рассказывала различные истории из старых и новых времен с тем подлинным талантом, при котором человек испытывает наслаждение не от тщеславной демонстрации своих способностей перед окружающими, а от радостного ощущения своего артистического дарования. При всем том ее высокие совершенства носили отпечаток простоты и легкомыслия, более подходящих какой-нибудь деревенской красотке, кокетничающей в майском хороводе, чем дочери знатного барона и наследнице древнего рода. В ней было что-то прелестно озорное, что, однако, никогда не переходило в бестактность и было чрезвычайно далеко от вульгарности; это придавало всем ее поступкам какую-то резвую веселость, и Мария Стюарт, порою защищая девушку от суровых замечаний ее чопорной приятельницы, сравнивала Кэтрин с вырвавшейся из клетки певчей птицей, которая, наслаждаясь свободой и беспечно порхая в зелени, продолжает распевать те же песни, — каким ее обучили в неволе.

Время, которое паж проводил, наслаждаясь обществом этого прелестного существа, пролетало настолько незаметно, что краткие эти мгновения вознаграждали его за тягостную скуку всего остального дня. И тем не менее уж очень непродолжительны были эти полные своеобразной прелести минуты, а встречи наедине не только не разрешались, но были просто невозможны. То ли приближенные королевы должны были соблюдать особую щепетильность, то ли так уж сложились представления госпожи Флеминг о пристойности, но только эта дама прилагала все усилия, чтобы помешать возникновению какой-либо близости между молодыми людьми, и, хлопоча, по ее мнению, о собственном благе Кэтрин, использовала всю свою опытность и пустила в ход весь запас бдительности, который приобрела в бытность свою старшей фрейлиной королевы, снискав себе этим искреннюю ненависть всех прочих фрейлин. И все-таки вовсе прекратить их случайные встречи можно было бы лишь в том случае, если бы Кэтрин искренне старалась их избежать, а Роланд Грейм не так усердно стремился подстеречь девушку. В этих случаях всегда допускались улыбки, насмешки, шутки, смягченные лукавым взглядом. Но эти мимолетные свидания не давали ни повода, ни возможности возобновить разговор об обстоятельствах их предшествующих встреч и не помогали Роланду подробнее выяснить загадку появления в подворье святого Михаила пажа в пурпурном бархатном плаще.

Прошли скучные зимние месяцы, и уже приближалась весна, когда Роланд Грейм стал замечать какие-то перемены в поведении своих товарищей по заточению. Не будучи занят каким-либо определенным делом, он, как и всякий другой человек его возраста, воспитания и профессии, с любопытством присматривался к окружающим и сначала заподозрил, а затем проникся уверенностью в том, что их терзает какая-то забота, которую они очень хотели бы скрыть от него. Теперь он уже почти наверняка знал, что королева Мария каким-то непонятным для него путем поддерживает связь с кем-то, находящимся за пределами замка, по ту сторону озера, и питает тайную надежду на освобождение или бегство. В ее разговорах с фрейлинами, при которых ему волей-неволей приходилось присутствовать; королеве не всегда удавалось скрыть свою осведомленность по поводу событий, происходивших во внешнем мире, событий, о которых он сам узнавал только из ее уст. По его наблюдениям, она теперь больше чем обычно писала и меньше вышивала; вместе с тем, как бы желая усыпить подозрения леди Лохливен, она стала мягче обращаться с владелицей замка, что, по-видимому, должно было выражать ее решимость покориться судьбе.

«Они считают меня слепым, — возмущался паж, — и не доверяют мне, то ли потому, что я, по их мнению, слишком еще молод, то ли потому, что меня прислал сюда регент. Ну что ж, пусть будет так! Когда-нибудь они еще будут рады довериться мне, и тогда даже язвительная Кэтрин Ситон удостоверится, что на меня можно положиться ничуть не меньше, чем на этого мрачного Дугласа, за которым она все время ухаживает. А быть может, они не могут мне простить того, что я прислушиваюсь к проповедям преподобного Элиаса Хендерсона? Но ведь они сами направили меня к нему, а если речи этого человека полны истины и здравого смысла, если он проповедует подлинное слово божье, значит, ему можно доверять не меньше, чем папе и церковным соборам».