Том 1. Здравствуй, путь!

Как всегда в той горно-степной части Казахстана, зима была лютая. Морозы и бураны гнали Тансыка к людям, на дым аулов, а беглец упрямо избегал встреч даже с одинокими путниками. Он предполагал, что за ним могут наладить погоню — вдруг Елкину снова потребуется конь или пожалеют спецовку, — и хотел затеряться посильней. И в новых, далеких местах надо кому-то перевозить новости. Вот там он вполне рассчитается с Турксибом.

Отъехав, на его взгляд, вполне достаточно, он перестал избегать людей и начал охотно рассказывать всем, что делалось на дороге и что не дошло еще в эти края. Его принимали, как дорогого гостя, варили молодого барашка, около него подобострастно вертелись менее счастливые вестники Длинного Уха. Шутка ли: был пастухом инженеров, грузчиком, землекопом, ездил на шайтан-арбе.

К нему тянулись, его обступали, словно он был водой среди жаркой, сухой пустыни, ощупывали сапоги, одежду, почти силком сдирали и примеряли плащ. Он так и гулял с плеча на плечо.

— Скажи, где взял? Получил от инженеров? Всем ли дают такое? — тормошили Тансыка. — Много ли уже сделали дороги? Ходят ли по ней машины? По какому делу приехал ты? Нанимать рабочих, покупать баранов?

Тансык не решался сказать, что приехал без дела, на дороге больше не служит. Однажды он проговорился:

— Там плохо: работа тяжелая, от нее болят все кости, и платят мало — не хватает человеку на корм.

Люди отказались верить:

— Смеешься над нами. Должно быть хорошо, если дают такую одежду.

Тансык перестал хаять дорогу и заработки, наоборот, доставал бумажные деньги, полученные там, и хвалился:

— Вот десять и четыре рубля.

Каждый хотел потрогать деньги руками. Вскоре от многих сальных рук, которыми ели жирную баранину, деньги так затерлись, что никто уже не мог сосчитать их, и Тансык начал говорить:

— Вот сто рублей.

Так в тепле аулов, за чаями и разговорами миновала вторая половина зимы.

Однажды по весне у Тансыка выдался большой пустынный переход, непосильный коню без отдыха. Тансык остановился у степного колодца. Он любил такие привалы. Это — благодатные перекрестки для вестников Длинного Уха, где они ловят самую богатую добычу. Ведь сюда стекаются люди со всех концов, всякого звания, здесь всегда переливаются от путника к путнику интересные новости.

Разморенный жарой, конь дремал. Тансык же степным ястребом оглядывал пустые дали. Он тосковал по людям. Рассказывать постоянно, много раз повторять одно и то же было его страстью; расспросы, разговоры всюду, со всеми, в аулах, на дорогах, у колодцев — целью его жизни. И день, проведенный в молчании, он считал черным, мертвым.

Дуновение прохладного предвечернего ветра коснулось коня. Он начал нетерпеливо переступать, готовый идти дальше.

— Нет! — сказал ему Тансык. — Подождем, должен появиться какой-нибудь караван.

Наконец над дальними барханами поднялось желтое облачко. Тансык сначала подумал, что барханы задымились от ветра, но, завсегдатай степных дорог, скоро понял, что едут люди: песок поднимался небольшими клубами, как бы вспышками — было ясно, что тревожат его ноги верблюдов и лошадей.

Тансык набрал кучу сухих скотских отбросов, оставленных вокруг колодца кочующими стадами, развел большой костер и поехал навстречу путникам.

Два верблюда и семь лошадей шли узкой сыпучей тропой. На одном из верблюдов висели пестрые кошмы и кожаные мешки, на другом белой горой шерсти вздымалась скатанная юрта. Над ней трепыхался красный флажок. На лошадях были всадники — казахи и русские, — двое из них с винтовками, в казенных халатах и фуражках с тесемками красного сукна — милиционеры.

— Что за люди, куда едут? — спросил Тансык у милиционера.

— Районный исполнительный комитет, — ответил тот. — Скоро ли будет колодец?

— Скоро, скоро, у меня готов костер. Куда идете?

— На джейляу…

— Это все начальники? Какие же?

— Председатель, секретарь, судья, доктор и зоотехник.

Караван заночевал у колодца. Тансык до полуночи рассказывал про дорогу. Он весь искрился от удовольствия, что такие важные люди, как районный исполнительный комитет, внимательно слушали его. Внимательней всех был судья, он переспрашивал, интересовался мелочами и все повторял:

— Вот хорошо, что мы встретились, мне все это очень кстати, — и угощал Тансыка папиросами.

С началом постройки у судьи появились новые дела: нарушение договоров, заключенных с управлением строящейся дороги на поставку дров, сена, овса, самовольные уходы рабочих…

Утром вышли все вместе. Тансык решил пристать к кочующему райисполкому.

В первое десятилетие после Октябрьской революции большинство населения Казахстана было кочевым. Зимой оно держалось со своими стадами на равнинных пастбищах, в степях, летом уходило в горы, на джейляу.