Том 1. Здравствуй, путь!

Времянки повсеместно переносили на основное полотно. Здесь нашлись свои изобретатели и герои. На первых порах временный путь разбирали, шпалы и рельсы перевозили на машинах либо бричках и укладывали заново обычным порядком. Потом инженер Крапивин предложил делать перекладку с помощью подъемного крана «Марион-7» на гусеничном ходу. А машинист крана Калашников довел это до совершенства, — сразу поднимал целое путевое звено — двенадцать с половиной метров сшитых рельсов и шпал, — встряхивал, чтобы слетели с него прилипшая земля, нес, куда следует, и плавно опускал на новое место. Он так наловчился, что совсем не требовались ни дополнительная подгонка, ни передвижка. Вот с этого началась укладка железных дорог целыми звеньями.

Поездка тянулась недолго. Фомин и Елкин спешили обратно, к новым делам и заботам. Решить верблюжий вопрос оказалось не так просто, как думал поначалу Фомин: раскулачить хозяйчиков — и баста!

Хозяйчики так основательно скрылись, что их не могли найти. Закупка лошадей вместо верблюдов шла медленно: казахи издревле считали, что самый надежный капитал не деньги, а живой скот, и продавали его лишь в крайних случаях.

Первая весточка пришла от Козинова по телеграфу:

Веду остатки южного каравана. Задержал Джаирова. Страх потерять верблюдов работает вовсю. Постоянно пытаются бежать. Пришлите помощь, еле держусь в седле.

К нему послали рабочих. Вскоре верблюдов пригнали в Айна-Булак.

В тот же день вернулся Гусев с остатками второго каравана. Основную массу верблюдов, еще до появления Гусева, хозяин роздал погонщикам — тут все были родня ему: кто брат, кто сват, — и они угнали «корабли пустыни» в далекие, не доступные никому другому просторы Казахстана.

Наконец в Айна-Булак вступил последний, наиболее уцелевший караван. В хвосте его, между Широземовым и Гонибеком, ехали на одном верблюде Джаиров и Айдабул.

Сам собой получился митинг. Прикатили пустую бочку. Тансык одним махом вскочил на нее.

— Вот, — показал он на Джаирова, — наш враг. У него двести верблюдов, бараны занимают такую степь, какую не проскачешь в день на коне. Кто ему дал? У него одна пара рук, как и у меня, как и у вас. Почему у него верблюды и бараны, а вы ходили из аула в аул и чистили чужие арыки? Почему у тебя один верблюд, у тебя?.. — Тансык называл имена погонщиков.

— Не знаю, дорогой товарищ, — откликались ему.

— Джаиров. Он взял ваших верблюдов, посадил вас на спину и заставил возить саксаул. Сам получал ваши деньги, чай, мануфактуру.

— Ий-ё, бар, бар! — закричали погонщики. Один из них оттолкнул Тансыка и начал рассказывать, как инженеры вернули им верблюдов, деньги и товары и как хорошо стало жить и работать. Джаиров захотел снова ограбить погонщиков, но тут прискакал инженер и арестовал его.

Митинг затянулся. Погонщики хотели знать не только про Джаирова, но и про то, как будут жить, когда построят дорогу, что делать с джаировыми в аулах, какая будет работа у тех, кто теперь строит дорогу.

Тансык, Гонибек, Козинов, Широземов и Фомин, каждый по своим способностям, вплоть до звездного вечера толковали о классовой борьбе, о возрождении бесплодных песков, о новой жизни, в которой не будет джаировых.

После митинга провели подробный опрос погонщиков, у кого сколько верблюдов и коней, заключили с ними договора, затем отпустили работать. Джаирова и Айдабула задержали на участке для показательного суда.

Тансык поступил на курсы паровозных машинистом, Он оказался способным учеником, особенно к счету. Может быть, потому, что с малых лет ежедневно считал «стада» своего отца, затем считал действительно стада богатых скотоводов, помогая им перегонять скот, и, наконец, в ночных переездах, служа Длинному Уху, пытался множество раз пересчитать звезды. Всякий раз получалось по-разному, так и не узнал Тансык, сколько же всего звезд. Теперь он рьяно принялся доказывать способность казахов к усвоению технических знаний. Сестра Шолпан и зять Ахмет Каримов помогали парню.

На лесопильный завод послали механика, но мотор оказался не по силам ему. Послали другого, третьего — и все, как один, пришли к самому неутешительному выводу: на месте исправить немыслимо, нет достаточно оборудованной мастерской, нужных сортов металла, а главное, нет людей, которые бы без измерителей сумели добиться нужной точности. Никита же со своим деревом — чепуха, пуф. Нужно или отправлять мотор в Ташкент, или найти затерявшиеся части, или выбросить.

Во все склады Турксиба послали телеграммы — «молнии», но ни одна из них не нашла потерянных частей. О Ташкенте Елкин не хотел и говорить: послать мотор туда — значило получить обратно после смычки или потерять весь. Оставалась последняя надежда — экс-комбриг Гусев, ему и поручили управиться с мотором.

Заведующий лесопилкой, носивший громкую фамилию одного из главноуправленческих инженеров, человек отработанный, со старческой глупинкой, встретил бригадира иронически: