Год 1942-й. Вал огня катился через Дон. От села остались на белой горе одни трубы. Кто не успел переправиться на левый берег, спрятался в погребах. Сидели, не вылезая, потому что небо смешалось со степью: казалось, самая земля горела над Доном. Потом притихло, и на бугре замелькали зеленые куртки немецких солдат. Ночью в крышку погреба на крайней речной улице кто-то осторожно постучал.
С фонариком в руках в яму спрыгнул забинтованный, перепачканный гарью молодой лейтенант.
— Мне Антониху… Нас шестьдесят человек. Прикрывали своих. Теперь надо через Дон. Сказали — только вы можете…
Луч немецкого прожектора бьет по верхушкам камышей, скользит по темной, тревожной воде, а под крутым берегом для него — мертвая зона. Тут, тесно сбившись в кучку, сидят шестьдесят израненных и усталых бойцов. Ждут переправы. Все лодки разбиты в щепы. Только у Антонихи в камышах уцелела.
— Сначала поставим мотоцикл и боеприпасы. Перевозить буду сам, — скомандовал лейтенант.
На середине реки прожектор настигает лодку. Гребцы теряют равновесие. Лодка черпает бортом и переворачивается. Солдат с лейтенантом плывут назад, но уже без мотоцикла и боеприпасов…
— Перевозить будет Анастасия Антоновна, — сказал лейтенант, стряхивая воду с одежды. — Первыми пусть садятся раненые. До рассвета длилась эта переправа…
В 1944 году, когда война уже ушла далеко от Дона, в село заехала машина. Запыленный, увешанный орденами майор разыскивал «Антониху-лодочницу». Антонихи дома не было, а майор, видно, очень спешил. Оставил у соседей мешок с мукой, сахар, полпуда масла, солдатские консервы, сверток парашютного шелка и короткую записку: «Антонихе с благодарностью от знакомого лейтенанта. Жаль, что не застал. Но увидимся непременно — из Берлина заеду».
Может, и не суждено было дойти до Берлина этому майору. А может, жив-здоров, может, и не забыл еще переправу на Дону июньской ночью 42-го.
Год 1946-й. В бредень возле берега попала какая-то занятная вещица — не то замок от орудия, не то прибор какой.
— А что, если мотоцикл достать? — Антониха хорошо помнила место, где перевернулась лодка.
Снарядила бредень. На нижний конец кирпичей привязала, чтобы по дну шел… На третьей проводке бредень зацепился. Опустила Антониха в этом месте камень и по веревке — в воду. Так и есть — мотоцикл.
В ТС выпросила тросик, на берегу из старой гильзы вороток сделала. Целый день потихоньку, чтобы не сломать, раскачивала наполовину затянутую песком машину. Вытащила. В коляске зеленели водоросли, почти как новые лежали патроны и диски от автоматов. Все село сбежалось глядеть.
Два месяца не видели Антониху на реке. Развинчивала, протирала, собирала и снова развинчивала машину, четыре года пролежавшую под водой. Каким чудом изучила ее Антониха, трудно сказать. Только в конце лета, пугая кур и приводя в восторг ребятишек, промчалась она по поселку к лугу и целый день колесила там, изучая повадки «железной лошади», как сама она в шутку окрестила мотоцикл.
Сейчас в селе много и мотоциклов, и велосипедов, и даже у кого-то собственный автомобиль есть.
У Антонихи громоздкая, старого образца военная машина выполняет самую прозаическую работу. Вязанки сена, дрова, грибы, лесные груши и рыбу доставляет она на мотоцикле к дому.
Фантастическую картину представляет эта машина. Отовсюду торчат проволоки, накладки, приварки. К мотору пристроена огромная деталь от трактора. Но ездит мотоцикл! Иногда только ребятишкам приходится помогать старухе выталкивать его на гору.
— Много хлопот мне с этой «лошадью», — смеется Антониха. — А бросать не хочется: люблю быструю езду. Да и ноги уже устают. До леса долго идти, а на этом звере я мигом…
При отъезде из села я попросил Антониху подвезти к пристани. Она охотно согласилась…
Честное слово, я не встречал более уверенного водителя. Но почти у самой пристани старенькая машина вдруг зачихала, что-то случилось в ее перебинтованном проволокой организме.
— Ничего, сейчас поправлю, — сказала Антониха, — вам, однако, советую пешком, вдруг я долго.
Я сделал фотографию на память, и мы попрощались.
С палубы парохода я долго глядел на прибрежную улицу: не покажется ли Антониха?
Наконец, когда пароход уже сделал разворот у пристани, на дорогу вырулил мотоцикл. Антониха по берегу обогнала пароход и остановилась на пригорке.
Я снял шапку: до свиданья, Антониха, до свиданья, человек хороший.
Фото автора. С. Коротояк. Воронежская область.
«Звероловы»
Вчера в редакцию пришли загорелые, обветренные люди. Один достал из чемодана девять круглых коробок.
— Просили прийти, вот мы и явились. Меня Глебом зовут, фамилия — Нифонтов. Я режиссер фильма, а это мой друг, оператор Георгий Хольный. Актеры не смогли прийти — заняты, а другие в лесу живут… — улыбнулся режиссер, — на экране со всеми и познакомитесь.
Девять круглых коробок исчезают в будке киномеханика. Гаснет свет в зале.