Вихрем все кружилось на улице перед глазами Павлика, а когда он сосредоточился и посмотрел вперед, улица представилась ему такою длинною, будто смотрел он в бинокль обратными стеклами. В самом конце длинной улицы, представилось ему, сидел Волчонок возле ободранной Леди. Павлик прямо и пошел туда, где виднелась красная туша, и остановился, когда увидел и понял: не ободранная Леди виделась ему, а корова на двери лавки купца Пыльного, красная, без головы. Тут же висела свинья, белая, как живая, только с выпотрошенным брюхом. У порога лавки валялись два окровавленных коровьих рога. Сам Пыльный, мясник, хороший знакомый Павлика, сидел за столиком между красными тушами и пил чай.
– Стаканчик чайку! Как охота?
– Собака пропала. Волчонок ободрал.
– Рыжая?
– На лисицу похожа.
Пыльный задумался и надолго остановил свои черные рачьи глаза на пне, где сек курам головы. Он был добрый человек, думал тяжело и долго.
– А может, не успел ободрать, – перевел он глаза с куриного пня на Павлика, – может, захватите; ваша собака необыкновенная, не завалюха: захватите! Бегите скорей, – за речкой белый каменный дом.
«Захвачу! – радовался на ходу Павлик не той широкой охотничьей радостью, а острой и колючей, что вот-вот соскочит. – Семьсот ободрал, а эту захвачу», – радовался Павлик этой новой радостью.
И так перебежал он деревянный мост и остановился возле бакалейной спросить о Волчонке.
– Вот Волчонок! – сказал лавочник.
Павлик обернулся и увидел перед собой белый каменный дом. Золотыми буквами над воротами было написано: «Дом почетного гражданина Волкова».
– Волков! – изумился Павлик.
Волков, церковный староста и фабрикант знаменитой безверской пастилы, был такой же его приятель, как и Пыльный.
– Неужели он собак обдирает?
– Дерут, – сказал лавочник, – тем и дом нажили.
– Я потерял собаку рыжую.
– Очень просто, что у них. – Лавочник посоветовал, чтобы Волков не отперся, заглянуть в щелку через ворота: не висит ли свежая шкурка.
Павлик пошел к воротам и заглянул. У Волчонка двор был большой, мощеный, окруженный сараями. Из конца в конец на нем были протянуты веревки, и на них сушились собачьи шкурки. Сам длиннополый хозяин ходил между шкурками и постукивал по ним палочкой. Сухие отзывались на стук, сырые болтались, как тряпки. Готовые Волков снимал с веревок и складывал возле сарая.
«Вот он какой, – подумал Павлик, – отчего же я раньше не знал?»
Хлопнуло окно в доме. Павлик поскорее открыл калитку и вошел во двор.
– Собаку потерял рыжую, вы ее не… тронули?
– Рыжих нынче не принимал, – ответил степенно Волков, – черного принесли.
«Вот какой, – думал Павлик, – он и не скрывается, как же я раньше не знал?»
– Зачем вы это делаете? – спросил он купца.
– Как зачем? – удивился купец. – Тем занимаюсь, а вы думаете, по нынешним временам одной пастилой проживешь? И то дело, и это дело. Собачьи шкурки тоже необходимы: и мех, и лайковые перчатки.
– Это из собак?
– А как же! – засмеялся купец. – Нет, это дело тоже полезное: драть собак нужно, только знать надо – каких собак. Ваша собака необыкновенная.
– Так вы ее не ободрали?
– Господь с вами, я не живодер.
– Как же черного-то?
– Черного принес Петька Ротный; он дерет; к нему бегите; может, захватите. Павлик побежал.
Будто в лесу, когда после долгих блужданий попадешь на верный последний след и когда уже нет сомнений, что верно идешь, шел Павлик по Петькину следу.
– Какой Петька Ротный, где он живет? – спрашивал Павлик едущих с базара мужиков.
– Мы не здешние, – отвечали они.
«Что как, – думал Павлик, встречаясь с мужиками, – кто-нибудь из них приласкал собаку, подманил и увел с собой в деревню? Нет, – решал он тут же, – мужик не подманит; мужик норовит собаку обругать и ударить. Нет, это все Петька Ротный, это все в нем сидит в одном».
– Какой Петька Ротный, где он живет? – спрашивал Павлик пешеходов.
– Да все такой же, как и мы, – отвечали пешеходы, – только жительства настоящего не имеет, да поддевка у него с разными рукавами, да зубы на виду.
– Зубы все-таки на виду, – замечал Павлик, – а где же он дерет?
– Под мостом, – отвечали пешеходы.
Пришел Павлик к мосту. С виду – это самое красивое место в Безверске. Деревянный самодельный мост, будто дружеская рука, протянулся он от холма к холму, где красуются все лучшие церкви. Тут, на мосту, Павлик часто любовался, бывало, лесом ив, склоненных над речкой, и бросал вниз камешки, стараясь попасть в грачиное гнездо. Теперь он спустился вниз и пошел искать между ивами Петьку Ротного. Когда-то здесь Тимофей подстерег только что родившуюся и зарытую уже Леди. Теперь – на каждом шагу попадались собачьи скелеты. Там воронье расклевывало тушу лошади; там жуки-могильщики хоронили издохшую кошку; там голуби, мирно воркуя, выклевывали из груди убитой ястребом птицы какие-то зерна.
– Все Петька Ротный! – шептал Павлик.
– Ты, Павлуша, с ума сошел! – услыхал он над собой голос.
Полюша стояла на мосту и кудахтала, как курица.
– Ищу Петьку Ротного, – ответил Павлик, – злодей собаку мою ободрал. Принеси мне ружье, убью Петьку Ротного!
Полюша всплеснула руками и побежала вниз.