Том 1. Тяжёлые сны

— Послушайте, я хотела вас видеть. Это неосторожно с моей стороны. Но я не могу ждать! Я жить хочу, по-новому жить, хоть бы с горем, лишь бы иначе. И зачем книжные взгляды на жизнь? Берите ее так, как она есть, и с нею то, что плывет вам в руки.

— Простите, но я думаю, что вы ошибаетесь во мне… а более всего в себе.

— Да? Ошибаюсь? — спросила Клавдия вдруг упавшим голосом. — Может быть.

— Я хочу сказать, что и в вашей настоящей жизни много ценного.

— Не знаю, право. В детстве и у меня было все, как у всех, и весь обиход, и удобные мысли. С такими радужными надеждами ждала я, когда буду большая… Ну, вот я и большая. А жить-то оказалось трудно. И надежды испарились незаметно, как вода на блюдце. Остались только большие запросы от жизни. А люди везде одни и те же, тусклые, ненужные мне. И все везде неинтересно, вся эта рутина жизни, и эти скучные привычки. А жажда все растет.

— Что ж, это у всех бывает. Мы утоляем эту жажду работою, стремлением к самостоятельности, к господству над людьми.

— Работа! Самостоятельность! К чему? Это все очень легко, но это все не то. Я жить хочу, жить жизнью, а не выдумками.

— Работа — закон жизни.

— Ах, эти слова! Может быть, это умные слова, но забудьте их. Ведь я не в переплете живу, — у меня кожа и тело, и кровь, молодая, горячая, скорая. Меня душит злоба, отчаяние. Мне страшно оставаться. Все это, я чувствую, бессвязно и бестолково, — я говорю не то, что надо, слова не слушаются… Мне надо уйти и сжечь… сжечь все старое.

— Я вас понимаю. Жизнь имеет свои права, неодолимые. Она бросает людей друг к другу, и незачем сопротивляться ей.

— Да? И вы так думаете? Это очень нелепо, что я вас пригласила. И знаете ли зачем? Чтобы сказать: возьмите меня.

Бледное лицо ее все дрожало волнением и страстью, и глаза не отрываясь, смотрели на Логина. Их жуткое, испуганное выражение притягивало его странным обаянием. Сладостное и страстное чувство закипало в нем, — но было в сознании что-то холодное, что печально и строго унимало волнение и подсказывало сдержанные ответы. Произнося их, он чувствовал, что они глупы и бледны и что каждый из них что-то обрывает, совершает что-то непоправимое. Сказал:

— Загляните в себя поглубже, испытайте себя. Клавдия не слушала. Продолжала:

— Хоть на время. Разбейте мне сердце, — потом бросьте меня. Будет горе, но будет жизнь, а теперь нет выхода, я точно перед стеною. Пусть вы меня не любите, все равно, спасите меня! Пожалейте меня, приласкайте меня!

— Вы безумны, Клавдия Александровна. И что вам из того, если и я заражусь вашим безумством? Клавдия вдруг вся зарделась. Сказала:

— Я знаю, вы говорите это потому, что уже любите… Нюточку.

— Я? Анну Максимовну? О нет… едва ли… Но почему…

— Да, вы этого и сами, может быть, не знаете, а она вас пленила быстрыми глазками, умными речами из книжек и деланною простотою — кокетством простоты.

Логин слегка засмеялся.

— Вот уж, кажется, в ком нет кокетства!

— Не спорьте. Это дразнит ваше нечистое воображение, — босые ножки богатой барышни на пыльных дорогах. Эта перехватившая через край простота, то, что никто и нигде не делает, — как же, то заманчиво, любопытно!

— Вы несправедливы.

— Я думала, вы оригинальнее. Увлечься девочкой, пустою, как моя ладонь, и сладкою, как миндальный пряник, за то только, что ее полупомешанный отец начинил ее идеями, — вряд ли она хорошо их понимает, — и за то, что он приучил ее не бояться росистой травы!

— Максим Иванович — умный человек.

— Ах, пусть он чудо по уму! Но послушайте, — я красивее Анютки и смелее ее. И что в ней хорошего! Все в ней обыкновенно, — здоровая деревенская девица.

— В ней есть настоящая спасающая смелость, — горячо сказал Логин, — а не та раздраженная и бессильная дерзость, которая крикливо говорит в вас.

— Что вы говорите! Я смелее ее и не побоюсь того, что испугает Нюту. Вот, хотите? Я приду к вам, я…

— Вы красавица, и вы смелая, — перебил ее Логин. — Вы, может быть, правы, — я, может быть, люблю ее, — да и вы, — вы тоже любите кого-то.

— Да?

— Вам пора любить. Идите к нему с этою жгучею страстью.

— Вы разве не знаете, что женщины не прощают того, что вы сделали теперь?

— Я дал вам добрый совет, но… Если бы вам понадобилась грубая подделка под любовь…

Клавдия стояла у выхода из беседки и надевала перчатки. Глаза ее и Логина встретились. На лице Клавдии отразилась безумная ненависть. Она быстро вышла из беседки.

Глава восьмая

Около четырех часов дня Логин сидел в гостиной предводителя дворянства Дубицкого. Хозяин, тучный, высокий старик в военном сюртуке, — отставной генерал-майор, — благосклонно и важно посматривал на гостя и грузно придавливал пружины широкого дивана.