Характерное для Сологуба смешение мистики и конкретности, сиюминутности (таинственный «ёлкич» и события «кровавого воскресенья»), так раздражавшее многих критиков, однако же, оправдало себя: конкретный повод отодвинулся, а мистическое, оно же – вечное, не только осталось, но даже приобрело в наши дни некий новый, пугающе близкий уже именно для нас смысл. Не буду напоминать о том, что и так никто не в силах забыть – о тех кровавых и смутных десятилетиях репрессий, когда и впрямь, как опасался чуткий мальчик Сима, приходили, и брали, и делали что хотели. Но разве сейчас, когда все природные связи так вопиюще порушены и никак не могут уместиться в коротеньком слове «экология», – не грозит ли каждому из нас явление некоего «ёлкича»? Тень отца Гамлета, посылаемая к своим детям самой природой, требует отмщенья! Но… кому же мстить? Самим себе? Ведь мы – неотъемлемая часть нами же поруганной природы!..
Да, такой «январский рассказ» не спишешь в архив, от проблем, проступающих сквозь его художественную ткань, как кровь из-под марлевой повязки, не отмахнешься…
Таков он, Федор Сологуб, с его живой и мертвой водой, не верящий в чудо воскресения, но знающий, что оно необходимо душе человеческой. Во все времена.
Тяжелые сны*
Предисловие автора к третьему изданию
Роман «Тяжёлые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году. Напечатан в журнале «Северный вестник» в 1895 году, с изменениями и искажениями, сделанными по разным соображениям, к искусству не относящимся. Отдельно напечатан первым изданием в 1896 году, но и тогда первоначальный текст романа не вполне был восстановлен по тем же внешним соображениям. Для третьего издания в 1908 году роман вновь просмотрен автором и сличен с рукописями; редакция многих мест изменена. Много лет работать над романом – а всякий роман не более как книга для легкого чтения, – можно только тогда, когда есть надменная и твердая уверенность в значительности труда. Проходят долгие, тягостные дни и годы, и все медлишь, и не торопишься заканчивать творение, возникающее «lentement, lentement, comme le soleil».
Создаём, потому что стремимся к познанию истины; истиною обладаем так же, в той же мере и с тою же силою, как любим. Сгорает жизнь, пламенея, истончаясь легким дымом, – сжигаем жизнь, чтобы создать книгу. Милая спутница, изнемогая в томлениях суровой жизни, погибнет, и кто оценит её тихую жертву? Посвящаю книгу ей, но имени её не назову.
От автора к четвертому изданию
Предисловия рождают споры. Может быть, потому, что легче говорить об одной страничке или о двух, чем о целой книге.
Мое предисловие к третьему изданию «Тяжелых снов» также не осталось без опровержения со со стороны критиков. Один из них даже написал очень большую статью, в которой, на основании тщательного сравнения первого и третьего изданий этого романа, доказывает, что я в своем предисловии сказал неправду.
Аргументация старательного и трудолюбивого критика кажется довольно убедительною, но все-таки приводит его к неверным заключениям; например, о некоторых страницах, написанных до первого появления романа в «Северном вестнике» он говорит, что они написаны нарочно для третьего издания. Это произошло, мне кажется, оттого, что критик счел излишним обратиться к первоисточнику, т. е. к рукописям.
Читать по писанному, конечно, труднее, чем читать по печатному, но я слыхал, что люди, желающие произвести точное исследование и и установить истину, предпочитают почему-то именно вот этот, более трудный способ работы.
Глава первая
Начало весны. Тихий вечер… Большой тенистый сад в конце города, над обрывистым берегом реки, у дома Зинаиды Романовны Кульчицкой, вдовы и здешней богатой помещицы…
Там, в доме, в кабинете Палтусова, двоюродного брата хозяйки (впрочем, никто в городе не верит в их родство), играют в винт сам Палтусов и трое солидных по возрасту и положению в нашем уездном свете господ. Их жены с хозяйкою сидят в саду, в беседке, и говорят, говорят…
Хозяйкина дочь, Клавдия Александровна, молодая девушка с зеленоватыми глазами, отделилась от их общества. Она сидит на террасе у забора, что выходит на узкую песчаную дорогу над берегом реки Мглы. С Клавдиею один из гостей: он в карты не играет.
Это – Василий Маркович Логин, учитель гимназии. Ему немного более тридцати лет. Его серые близорукие глаза глядят рассеянно; он не всматривается пристально ни в людей, ни в предметы. Лицо его кажется утомленным, а губы часто складываются в слабую улыбку, не то лениво-равнодушную, не то насмешливую. Движения его вялы, голос незвонок. Он порою производит впечатление человека, который думает о чем-то, чего никому не скажет.
– Скучно… Жить скучно, – сказал он, и разговор, казалось, интересовал больше Клавдию, чем его.
– Кто же заставляет вас жить? – быстро спросила Клавдия.
Логин подметил в ее голосе раздражение и усмехнулся.