Слепну под огненной грушеюВ книгах чужих.Слишком доверчиво слушаюКолокол их.Слишком доверчиво веруюВ ловкую ложь.Слишком бездонною мероюМеряю дрожь.Власть над душою чужому дав,Чем я богат?Плещется в собственных омутахРыба и гад.Что до чужого мне ужаса,Что я ищу,Если над полночью кружитсяПтица-вещун?Если над озером, вечеромЖелтым, как медь,Кречетом, раненым кречетомСердцу запеть!Нынче, под огненной грушеюНочь истребя,Слушаю, бешено слушаюТолько себя.
МОЖЕТ БЫТЬ, О
Бессильем, гордясь, стекатьВ подвалы — подлец и пьяница.А то, что звенит в стихах,От этого что останется?Живем, говорим, поем:Плохой — потому с плохими я.В искусстве же он своемУченый и просто химия.И вот, карандаш очиня,Работает точно, вкрадчиво.Ведь часто стихи сочинять —Умело себя выворачивать.А может быть, взял ланцетХирург в колпаке и фартуке,Ведь все-таки он, в концеКонцов, в крови и устал-таки!И, зоркой дымя душой,Он жизнь исправляет, резчицу.Конечно же он — большой,А слабым и злым мерещится.
О НЕЖНОСТИ
Есть нежность женская, она всегда лукава,Кошачья в ней и вкрадчивая лесть.Она питательна — о, нежное какаоДля тех, кто слаб, не спит, не может есть.Есть нежность к женщине. Она на сердце ляжет,Когда в пути, руке твоей отдавСвою всю слабость и свою всю тяжесть,Обнимет сил лишающий удав.Она кладет героя и монахаВ постель услад, подрезав их полет.Но для кого цветет цветами плаха,Но для кого строфа моя поет.
Тяжко сопя, лобастыйВышел из леса лось.А над полями частыйДождик, повисший вкось.Поле под белой мутью,Словно морское дно.Веет пустынной жутьюИ тяготит оно.Фыркая, зверь тоскливоСмотрит, мотая лбом:Кто, изломавший иву,Землю изрыл кругом?Медлит дикарь рогатый,Пеной швыряя с губ,А у ручья солдатаОкоченевший труп.Понял. В испуге кинулВетви рогов к спине,К лесу прыжками ринул,К черной его стене.И в замиравшем хрустеСлышен был тяжкий лось…Веял последней грустьюДождик, повисший вкось.