Читаем Том 1. Стихотворения и поэмы полностью

Том 1. Стихотворения и поэмы

Арсений Иванович Несмелов , Арсений Несмелов

Маньчжурия еще тех дней,Когда дорогой правил Хорват,Своей известный бородой;Маньчжурия перед войнойЛет за восемь; еще пустыненПростор лесных, гористых мест;Как крепостца — любой разъезд;И перегон, что очень длинен,Осматривают сторожа,Плечо ружьем вооружа.У станций выросли поселки,За ними сопки, пади, лес(Всё больше вязы, реже — елки),И бронированный экспрессГремит по рельсам издалека:От самого ВладивостокаДо Петербурга декаподТолпу транзитную везет.Тут иностранный дипломат;Голландцы, индусы, датчане;В его вагоне-ресторанеИ наши питерцы сидят.Подняв надменно нос утиный,Мамаша, сидя рядом с Ниной,Вплетает в русский разговор(Торжественного ради часа)Французских фраз трескучий вздорИз институтского запаса;Напротив, втиснутый в сюртукПутейца, упирая важноВ крахмал кадык многоэтажный, —Внушительно молчит супруг.Кругом над пищей рестораннойНарод лопочет иностранный;Все одобряют русский стол,Который, коль сравнить с французским,Желудкам европейским, узким,Хотя и несколько тяжел,Но всех столов премного лучше;А знаменитая vodkaХотя горька, хотя крепка,Но хороша; и кто-то учитЕе бестрепетно глотать,Чтоб после громче лопотать.Обед идет под стук колесный,Вагон рессорный, многоосный,В ритмичной качке; занятаЕдой, толпа не замечает,Какие позы принимаетПровинциальная чета;Как пыжится она манерно;А кто и взглянет, так, наверно,На девушку, что у окнаСидит, безмолвна и бледна.А за окном открыты взоруНеоснеженные просторыСтепей; они — как океан,Но мертвый, серый или бурый:Сжигают осенью маньчжурыТраву; селения крестьянМелькают редко; по дорогеАрбу, груженную зерном, —С опущенным покорно лбомБычина тащит круторогий;Возник и канул навсегда,Как символ вечного труда.Как хорошо душою праздной,Всё, всё приемлющей равно,Следить в вагонное окноЗа сменою разнообразнойВдруг возникающих картин —Лесов, потоков и долин,И думать: жизнь везде одна,Быстра, легка, неуловима,Как поезд или клочья дыма,Что мчатся около окна!Везде, везде — одно и то же,Ничто не лучше, не дороже:За пашней лес, за лесом — дол,За ним печальное селенье;Всё длится лишь одно мгновенье —Вздохнул, и миг уже прошел;А там, на станции конечной, —За ней уже движенья нет, —Смерть отберет у вас билет;Читатель, пассажир беспечный,Спеши, покуда не темно,Глядеть в вагонное окно!Но Нина вовсе не философ —Чужда торжественных вопросов;Не различая ничего,Взор девичий лучом печальнымБлуждает за стеклом зеркальным;Во власти чувства одного,Не видит Нина и не слышит,Она порой почти не дышитИ отвечает невпопадНа материнские вопросы;И мать на Нину смотрит косо,И Нина опускает взгляд.А тут еще вошедший обер(Откормлен, не прощупать реберПод долгополым сюртуком)Подходит с рапортом о том,Что поезд перед Цицикаром,Что там скрещенье и буфет.«Отлично! Приказаний нет»;Но папенька молчал недаром;Он вспомнил: в чем-то срочность есть, —На встречный надо пересесть.«Ну, что ж! — ответствует супруга. —Пусть так: дела — всегда дела!»А дочь бледнеет от испуга,Как снег становится бела:Ведь Цицикар как раз та точка,Где улизнуть хотела дочка,Но риск не выручил, не спас!..Что делать девушке сейчас?Хоть под колеса, хоть в трясину,В любой, любой водоворот,Но ум не покидает Нину,Хотя озноб ее трясет.В купе идет прощанье быстро;Отец с величием министра,Которым он мечтает статьПри помощи жены-княгини,Трепещущей позволил НинеСебя в усы поцеловать;Он говорит: «Владей собою!Утри слезинку на носу».Она ему: «Я отнесуТвой саквояж». — «Что? Бог с тобою!Зачем? Ты можешь опоздать». —«Нет, нет!» Но тут, весь в клубах пара,Уже на стрелках ЦицикараВагон их начал грохотать.Вокзал, депо и водокачка;В поселке водка, карты, спячка;Вот что такое Цицикар.Ну, что еще там? ТротуарДощатый тянется в казармы;В них — пограничный батальон;И описали Цицикар мыДетально и со всех сторон.Изображен без всякой фальши,Вклиняется он в наш сюжет(Китайский город где-то дальше,И до него нам дела нет).Мы только церковь позабыли;Она стоит особнякомИ золотым своим крестомЧудесно блещет в снежной пыли,Которой воздух напоен;Поселок степью окружен.Отец в своей путейской формеНалево сходит; встречный ждет;За папой Нина по платформеК вагону синему идет;В окошко мать глядит; и Гранин,Навстречу бросившись, застыл:Он Ване за спину отпрянул,Ванюша друга заслонил.Они стоят, понять не в силах,Что план разбило их во прах;Но Гранину как будто знакПочудился в ресницах милых;И даже ручка за спиной,Обтянутая белой лайкой,Велит (в тревоге отгадай-ка!)Не то «за мной», не то «постой».И девушка в вагоне скрылась,Влюбленный открывает рот,Что это робость иль немилость?Что дало новый оборотВсему, условленному точно?Нечаянно или нарочноБыл милой ручки быстрый знак?А колокол уж три удараПробил; заверещал свисток,И поезд, с первым клубом пара,Сейчас помчится на восток.Что делать? Ждать или садиться?На что-то следует решитьсяИ срочно что-то предпринять,Иначе девушка опятьС отцом своим в Харбин умчится!Но тут — уже в последний миг,Когда свистка раздался крикБасистый и прощально-длинный,—У двери появилась Нина;И, в шубке белой так стройна,Из заскрипевшего вагонаНа золотой песок перронаПоспешно спрыгнула она.Тут Гранин к ней. «Нет, погоди ты!» —Она ему почти сердитоИ торопливо говорит;И личико ее горит;И он впервые волевуюУвидел складку меж бровейНа милом лбу любви своей,Увидел складочку такую,Что, не ответив ничего,Подумал про себя: «Ого!»А Ниночка к экспрессу мчится;Вот их вагон; в окошке — мать;Ну, что же — ручкой помахать:Я тут, мол, и спешу садиться.Ведь и экспрессу дан свисток.И, потревожившись немножко,Мадам отходит от окошка —Дочь к месту возвратилась в срок.Сейчас она войдет, конечно,В купе; уж заскрипел вагон,Неслышно трогается он;И мать в окно глядит беспечно…Что это? И бледнеет мать,Она не может не узнатьВот этой самой белой шубки!И тут же Гранин… ПочемуОн перед Ниной и емуОна протягивает губки!Мать зеленеет; но онаМолчит: она себе верна.О бегстве дочери упрямойОна в известность телеграммойПоставит мужа, но сейчасЧто эта барыня для нас?Вплетается в повествованьеНежданно новое лицо:Вот некто в рясе на крыльцоВыходит типового зданья;Солдатский каравай в руках;Над шарфом борода седая,Но в жизнерадостных глазахИ ум, и зоркость молодая;Скуфьей прикрыт широкий лоб:Отец Никита, протопоп.Он крикнул: «Мишка!..Постреленок!»И тотчас же из-под крыльца,Железной цепью забряцав,Выкатывается медвежонок;На лапы задние он встал,Он заворчал, он заурчал;Как бусины, сверкают глазки;Карабкается на крыльцо;А протопопово лицоВ сияньи доброты и ласки.«Ну-ну! — басит он, черный хлебЛомая на куски большие, —Клыки-то вон уже какие,А как дитя еще нелеп!Растешь, жиреешь понемногу,А всё еще, поди, берлогуВо сне ты видишь, снится мать,Коль дар имеешь вспоминать;Но мне-то делать что с тобою,Как в зверя вырастешь совсем?А впрочем, Бог, как вся и всем,Займется и твоей судьбою;Покуда же и ешь, и пей,Да развлекай моих гостей».Туг в палисадник Ваня входит,Со зверем батюшку находит(Один ворчит, другой урчит)И, хоть смущенный на мгновенье,Подходит под благословеньеИ торопливо говорит,Что есть бракующихся пара,Весьма торопится она.«А что, они из Цицикара?»«Нет, батюшка, из Харбина».Тут батя вымолвил: «Ванюша,Ты торопливость отложи;Пройдем ко мне… Чайку откушайИ всё подробно изложи». —«С чаями, право, невозможно,Подходит Ваня осторожноК предмету миссии своей, —Тут случай трудный, случай сложный,И надо как-то поскорей;Тут…» — «Стой! Но мне никто не ведом;Да уж не ты ли сам жених?» —«Да нет! Опередил я их —Они идут за мною следом…» —«Допустим! Но не шутка брак,А ты сегодня больно прыткий!Кто он, она? Фамилия какНевесты?». Но скрипит калитка,И Гранин с Ниной входит в сад;Ванюша отступил назад.Скажу вам, был отец НикитаНе только добр, но и умен;И очень быстро понял он,Что как для матери сердитой,Так и для важного отцаБлагожелательней концаК роману дочки (с ней не сладить)Никак, пожалуй, не приладить,Чем этот цицикарский брак;И он сказал: «Да будет так!»И через час уж эта параВ военном храме ЦицикараБыла повенчана; и здесьСвою я мог бы кончить повесть —Спокойна авторская совесть:До свадьбы я сумел довестьГероя с милой героиней;Мне подходящий повод данЗакончить тем, чем часто нынеЛюбой кончается роман.Но всё ж я вылезу из планаЭкранно-модного романа:Мне музой в выполненье данРеалистический роман;Как я сказал уже, всё этоНе легкий вымысел поэта —Рассказ веду не от себя;Старик с косматой бородою,Ее седины теребяДрожащей темною рукою,Умолк на миг, вздохнул, привстал,Но снова сел и продолжал:Отец, настигнут телеграммой,Ее с трудом постигнув суть,Летит назад; мадам упрямоНа продолжает путь:Дочь для нее не существует, —Скупое чувство наповалУбил общественный скандал;Его молва еще раздуетДо прессы, до пасквиля вплоть;Нет, дочь — отрезанный ломоть!Papa примчал; бежит сердитоВ церковный дом; отец НикитаЕго встречает; тут и дочьС супругом; молодые ночьПод тем гостеприимным кровомЧудесно провели; и вотПред тестем и отцом суровымПредстали молча: суд идет!Него им ждать? Какая грянетНеудержимая гроза?Но смело поднимает ГранинНетерпеливые глаза;Он муж уже; чего ж страшитьсяОн — труженик; он — офицер;И только дикий изуверРодства с ним может устыдиться;Какой средневековый вздор,Нелепость, дикость, ахинея;От возмущения немея,На тестя он глядит в упор.Скрестились взгляды; гневным знакомОтцу морщина чертит лоб;Но выручает протопоп:«Поздравьте их с законным браком,Он говорит. — Уже, увы,Разумнее не подберете выИ справедливее решенья!..Так дайте ж им благословенье.А вы, — мигнул он молодым, —Вы на колени перед ним!»Тут, вспомнив, что один писательПрекрасно выразил стихом(«Что за комиссия, Создатель,Быть взрослой дочери отцом!»),Papa пошел на мировую,И, местным сплетницам назло,Всё в норму строгую вошло,И Гранин Нину дорогуюУже женой повез в Харбин;Отец же, важный господин,Помчался за своей каргою,За урожденною княжноюИ, ею где-то взят в полон,В Харбин не возвратился он.

Перейти на страницу: