Том 1. Разгром. Рассказы

– Все-таки легче как-то, – сознался Левинсон. Он тут же устыдился, что обманывает себя, но ему действительно стало легче. Немного помолчав, он сказал тихо: – Придется сделать это сегодня же… только смотри, чтобы никто не догадался, а главное, он сам… можно так?..

– Он-то не догадается… скоро ему бром давать, вот вместо брома… А может, мы до завтра отложим?..

– Чего ж тянуть… все равно… – Левинсон спрятал карту и встал. – Надо ведь – ничего не поделаешь… Ведь надо?.. – Он невольно искал поддержки у человека, которого сам хотел поддержать.

«Да, надо…» – подумал Сташинский, но не сказал.

– Слушай, – медленно начал Левинсон, – да ты скажи прямо, готов ли ты? Лучше прямо скажи…

– Готов ли я? – сказал Сташинский. – Да, готов.

– Пойдем… – Левинсон тронул его за рукав, и оба медленно пошли к бараку.

«Неужели они сделают это?..» Мечик ничком упал на землю и уткнулся лицом в ладони. Он пролежал так неизвестно сколько времени. Потом поднялся и, цепляясь за кусты, пошатываясь, как раненый, побрел вслед за Сташинским и Левинсоном.

Остывшие, расседланные лошади поворачивали к нему усталые головы; партизаны храпели на прогалине, некоторые варили обед. Мечик поискал Сташинского и, не найдя его, почти побежал к бараку.

Он поспел вовремя. Сташинский, стоя спиной к Фролову, протянув на свет дрожащие руки, наливал что-то в мензурку.

– Обождите!.. Что вы делаете?.. – крикнул Мечик, бросаясь к нему с расширенными от ужаса глазами. – Обождите! Я все слышал!..

Сташинский, вздрогнув, повернул голову, руки его задрожали еще сильнее. Вдруг он шагнул к Мечику, и страшная багровая жила вздулась у него на лбу.

– Вон!.. – сказал он зловещим, придушенным шепотом. – Убью!..

Мечик взвизгнул и не помня себя выскочил из барака. Сташинский тут же спохватился и обернулся к Фролову.

– Что… что это?.. – спросил тот, опасливо косясь на мензурку.

– Это бром, выпей… – настойчиво, строго сказал Сташинский.

Взгляды их встретились и, поняв друг друга, застыли, скованные единой мыслью… «Конец…» – подумал Фролов и почему-то не удивился, не ощутил ни страха, ни волнения, ни горечи. Все оказалось простым и легким, и даже странно было, зачем он так много мучился, так упорно цеплялся за жизнь и боялся смерти, если жизнь сулила ему новые страдания, а смерть только избавляла от них. Он в нерешительности повел глазами вокруг, словно отыскивал что-то, и остановился на нетронутом обеде, возле, на табуретке. Это был молочный кисель, он уже остыл, и мухи кружились над ним. Впервые за время болезни в глазах Фролова появилось человеческое выражение – жалость к себе, а может быть, к Сташинскому. Он опустил веки, и, когда открыл их снова, лицо его было спокойным и кротким.

– Случится, будешь на Сучане, – сказал он медленно, – передай, чтоб не больно уж там… убивались… Все к этому месту придут… да… Все придут, – повторял он с таким выражением, точно мысль о неизбежности смерти людей еще не была ему совсем ясна и доказана, но она была именно той мыслью, которая лишала личную – его, Фролова, – смерть ее особенного, отдельного страшного смысла и делала ее – эту смерть – чем-то обыкновенным, свойственным всем людям. Немного подумав, он сказал: – Сынишка там у меня есть на руднике… Федей звать… Об нем чтоб вспомнили, когда обернется все, – помочь там чем или как… Да давай, что ли!.. – оборвал он вдруг сразу отсыревшим и дрогнувшим голосом.

Кривя побелевшие губы, знобясь и страшно мигая одним глазом, Сташинский поднес мензурку. Фролов поддержал ее обеими руками и выпил.

Мечик, спотыкаясь о валежник и падая, бежал по тайге, не разбирая дороги. Он потерял фуражку, волосы его свисали на глаза, противные и липкие, как паутина, в висках стучало, и с каждым ударом крови он повторял какое-то ненужное жалкое слово, цепляясь за него, потому что больше не за что было ухватиться. Вдруг он наткнулся на Варю и отскочил, дико блеснув глазами.

– А я-то ищу тебя… – начала она обрадованно и смолкла, испуганная его безумным видом.

Он схватил ее за руку, заговорил быстро, бессвязно:

– Слушай… они его отравили… Фролова… Ты знаешь?… Они его…

– Что?.. отравили?.. молчи!.. – крикнула она, вдруг поняв все сразу. И, властно притянув его к себе, зажала ему рот горячей, влажной ладонью. – Молчи!.. не надо… Идем отсюда.

– Куда?.. Ах, пусти!.. – Он рванулся и оттолкнул ее, лязгнув зубами.

Она снова схватила его за рукав и потащила за собой, повторяя настойчиво:

– Не надо… идем отсюда… увидят… Парень тут какой-то… так и вьется… идем скорее!..

Мечик вырвался еще раз, едва не ударив ее.

– Куда ты?.. постой!.. – крикнула она, бросаясь за ним.

В это время из кустов выскочил Чиж, – она метнулась в сторону и, перепрыгнув через ручей, скрылась в ольховнике.

– Что – не далась? – быстро спросил Чиж, подбегая к Мечику. – А ну, может, мне посчастливится! – Он хлопнул себя по ляжке и кинулся вслед за Варей…

XII. Пути-дороги