Том 1. Разгром. Рассказы

Творческая история романа – пример исключительно взыскательного отношения писателя к своему труду. Фадеев был озабочен тем, чтобы наиболее глубоко раскрыть волнующую его тему, создать яркие образы героев гражданской войны. «Какими основными принципами в работе я руководствовался? Прежде всего, в отличие от вычурности языка первого произведения („Разлив“), я старался писать как можно проще, выражать мысль наиболее ясно… Я много работал над романом, много раз переписывал отдельные главы. Есть главы, которые я переписывал свыше двадцати раз (например, главы „Пути-дороги“ и „Груз“). Главы, переписанной мною менее четырех-пяти раз, в романе нет».

В ходе работы углублялась трактовка основных образов «Разгрома». Метелица был намечен как самая «десятистепенная фигура», а по ходу работы «вдруг выяснилось», что он должен занять в развитии романа очень важное место. Стремясь воплотить в нем черты характера, которых не хватает у Левинсона, А. Фадеев решил более полно разработать образ взводного командира. И это ему вполне удалось, хотя, как он считал, «эпизод с Метелицей в начале третьей части резко выделился, несколько нарушив гармоничность произведения».

Подвергся существенным изменениям и образ Мечика. Работая над «Разгромом», писатель отказался от ноток снисходительного отношения к этому персонажу, которые первоначально проскальзывали в некоторых эпизодах, и заострил социальную характеристику его, как предателя революционного дела.

«…По первоначальному моему замыслу, – говорил Фадеев, – Мечик должен был кончить самоубийством; когда же я начал работать над этим образом, я постепенно убеждался, что кончить самоубийством он не сможет и не должен… Самоубийство придало бы не соответствующий всему его облику какой-то ореол мелкобуржуазного „героизма“ или „страдания“, на самом же деле он человек мелкий, трусливый, и страдания его чрезвычайно поверхностны, мелки, ничтожны».

«Разгром» имел широкий успех у современного читателя, всего за какой-нибудь год он был выпущен тремя изданиями. На книгу сразу же обратил внимание М. Горький, уже в августе 1927 года в письме из Сорренто он спрашивал Сергеева-Ценского: «Заметили Вы „Разгром“ Фадеева? Неплохо». В начале сентября Горький отмечает в другом письме: «Фадеев – определенно серьезный и грамотный писатель, увидите». Имя Фадеева он не раз называет и в последующие годы, считая «Разгром» одним из произведений, которые дали «широкую, правдивую и талантливейшую картину гражданской войны».

Литературная критика оценила роман как значительное явление советской литературы, подчеркнула полемическую заостренность «Разгрома» против книг, в которых советские люди, коммунисты изображались в виде схематических «кожаных курток». В критических статьях отмечалось стремление автора показать во весь рост положительного героя современности, глубоко раскрыть его духовный мир.

Роман вызвал ожесточенную полемику. Враждебная Фадееву критика пыталась доказать, что героями «Разгрома» управляет не революционный разум, а извечные «подсознательные» начала, что писатель рабски следует философии и эстетике Толстого (А. Вороненин), или же выступала против психологически достоверного изображения человека революции, сводя задачу к простому воспроизведению внешних фактов (О. Брик).

Опровергая подобные взгляды, связанные с порочными теориями литературных группировок «Перевал» и «Леф», советская общественность решительно поддержала роман, стремление автора творчески развивать традиции классической литературы. Ю. Либединский, В. Ставский и другие оценили его книгу как «поэму о новом человеке».

В конце 20-х годов рапповские критики стали канонизировать «Разгром», объявляя его эталоном современной литературы. Против этой тенденции выступил сам Фадеев. В речи на шестой губернской конференции Московской ассоциации пролетарские писателей (1927) он, в частности, говорил: «В оценке „Разгрома“ наши критики явно переусердствовали. О „Разгроме“ пишут, что он чуть ли не „овладевает новыми реалистическими методами творчества“, что он („Разгром“) чуть ли не открыл „новую эпоху“ в пролетарской литературе и массу таких „хороших“ и, конечно, очень приятных для писателя вещей. Но, товарищи, если бы это выло так, то незачем было бы писать резолюцию о гегемонии пролетарской литературы, потому что это означало бы, что мы уже завоевали ее. С этой точки зрения мне осталось бы только умереть. Но я умирать не хочу. Поэтому разрешите посмотреть, правильно ли все это сказано?»

После опубликования глав «Разгрома» в журналах и выхода книги отдельным изданием автор не прекращал работу над текстом романа. Довольно значительные исправления вносятся в текст изданий 1928, 1932, 1936, 1937, 1940, 1947, 1949 и 1951 годов. Фадеев отказался от первоначального деления романа на три части, объединил в одну главу «Мужики» и «Угольное племя», сделал около двухсот частных исправлений, сокращений, изменений.