Том 1. Рассказы и повести

Шотони в отчаянье принялся звать своих спутников, но те были, видно, далеко впереди. Множество лягушек — кваканьем, мириады кузнечиков — стрекотанием, камыши — шелестом, шмели — жужжанием заглушали его голос.

Перепугавшись и растерявшись, исправник не знал что ему делать: то ли к ручью бежать, принести воды и привести девушку в чувство, то ли жилетку ей расстегнуть, чтоб легче дышалось.

Разумеется, его руки занялись жилеткой в первую очередь. О, какое это было блаженство! Кровь взволновалась, забурлила, а по всему телу Шотони будто шквал огненный пронесся!

— Аполка! Прелесть ты моя! Открой свои умные, карие глазки! Ведь ты жива!.. — взывал к девушке исправник, опустившись рядом с нею на колени. — Взгляни на меня еще хоть разок! Ведь грудь твоя дышит!

Тут исправник вновь вскочил на ноги и кинулся как безумный на поиски воды. И хотя совсем вблизи, внизу под вербами, струился серебристый ручей, Шотони в спешке, сам того не замечая, несколько раз перепрыгнул через него — а воды в свою шляпу набрал в каком-то болотце, где лохинцы обычно мочили коноплю.

Ничего, и такая сойдет! Шотони бежал с нею, боясь пролить хоть каплю, словно это было бесценное сокровище. Он обрызгал водой Аполкино лицо, провел мокрой рукой по ее чистому белому лбу, и тогда из груди девушки вырвался стон — слабый, чуть слышный… И все же он был признаком пробуждения. Кровь продолжала сочиться сквозь чулок. А вдруг девушка опасно поранила себя при падении?! На дне шляпы осталось еще немного воды, не успевшей просочиться сквозь фетр и вытечь. Что, если ею промыть рану? Озорной дух кивал, подмигивая молодому исправнику, а может быть, и сам амур водил его рукой, одновременно шаловливо подкалывая своей стрелой в спину. Нехорошо может получиться! Ну да все равно, надо посмотреть. Вот если бы он был врачом! Ах ты, бедная ноженька. Весь чулок пропитался кровью. Скорее прочь его…

И Шотони начал стаскивать чулок с Аполкиной ноги. При виде пленительной ножки Шотони овладело волнение. Даже крылья носа стали раздуваться, а кровь так и бурлила в жилах. Шотони потянул еще — и оцепенел, будто парализованный. Из груди его вырвался возглас ужаса: под белым чулком на ноге Аполки был надет еще один — полосатый, желто-синий.

В этот самый момент девушка пришла в себя. Открыв глаза, она спросила:

— Где я?

Шотони сидел подле Аполки на траве и не отвечал; отвернувшись, он устремил свой взор на темнеющее небо, словно желая спросить у зажигающихся звезд: возможно ли, чтобы эта девушка, похожая на ангела, была бессердечной преступницей! Боже милостивый, зачем же ты заставляешь бедных глупых людей доверяться обманчивой красоте лица?

Но звезды ничего не сказали в ответ.

Аполка же огляделась и сразу поняла все. Собравшись с силами, она пододвинулась ближе к Шотони.

— Видели? — печально спросила она исправника.

— Видел, — мрачным голосом отвечал тот. Наступило глубокое, никем не нарушаемое молчание.

— Правда? — выдавил наконец из себя единственное слово Шотони.

— Правда, — также одним словом ответила девушка, и только немного погодя добавила: — Арестуйте меня. Плаха мне за это полагается.

Шотони посмотрел на Аполку пристальным, мечтательно-задумчивым взглядом, полным печали, а затем подошел к ее лошадке. (Аполкина лошадь оставалась стоять, исправникова же убежала прочь без всадника.)

— Иди садись, Аполка, — ласково, с ноткой печали в голосе позвал Шотони. — Уместимся мы и вдвоем на одном коне.

Тут он поднял девушку, усадил на лошадь перед собою, и они поехали через темный лес вдвоем: преступница и капитан-исправник.

— Скажи мне, зачем ты так сделала?

— Я очень любила священника и хотела отомстить ему, — прошептала в ответ Аполка голосом, полным обиды и страсти. — Обольстил он меня, поклялся, что женится на мне. А потом обманул!

И снова они долго ехали молча. Шотони чувствовал на своей щеке горячее взволнованное дыхание, подавленные вздохи девушки, и это будоражило его.

Неподалеку от барской лесопилки у исправника возник новый вопрос:

— Скажи, Аполка, откуда та девица узнала, что на тебе полосатый чулок? Мне это кажется удивительным, уму непостижимым. Правда ли, что у нее в корзинке была «трава познания»?

В ответе Аполки прозвучала непередаваемая словами ненависть:

— Ну да, конечно, «трава познания»! Ха-ха-ха! Познала его и она тоже, вкусила этой травки! Ведь и Магдаленка любила попа! Он ее из-за меня бросил. А Магдаленка ревновала его и преследовала меня. Она и по сей день думает, что поп ко мне тайком ходит. Видно, она и нынче утром у моего окна подглядывала, когда следователь меня домой за спицами посылал. Я-то сразу смекнула, в чем дело. Успела белые чулки поверх полосатых надеть, хотя этот ваш глазастый гайдук все время за мной по пятам ходил.

Больше исправник не допытывался ни о чем, только спросил;

— Куда же мне тебя отвезти теперь?

— Куда хотите, — понурив голову, отвечала девушка.

— Так знаешь куда, Аполка? — с разгорающейся страстью прошептал Шотони. — Отвезу я тебя в свой замок. Там ты будешь счастлива, спать будешь на шелковых подушках, умываться розовой водой. Согласна?