Та, не выдержав его взгляда, опустила глаза.
— В «трех козлят», — ответила она.
— А в чем суть игры?
— Надо сдавать фант.
— Ну что ж, отлично, — ответил граф со своей обычной непосредственностью, — безделушек у меня хватает (он зазвенел брелоками от цепочки часов), а в остальном разберусь по ходу дела.
И он уселся рядом с фрау Врадитц, по другую руку которой прочно занял позиции лейтенант.
Молодая женщина, почувствовав себя меж двух огней, смутилась и на вопросы игроков отвечала невпопад, вследствие чего у нее то и дело отбирали фант. «Ой, да ведь мне больше никогда не вылезти из долгов!» Все ее кольца были уже розданы, оба браслета лежали у «судьи» (в цилиндре упитанного краснощекого господина), наконец она вынуждена была снять и серьги.
В компании уже обратили внимание на то, что самая хитроумная и острая на язычок особа попала в переделку. Эге, да ведь здесь что-то кроется! И все игроки просто засыпали ее вопросами.
После очередной оплошности фрау Врадитц начала рыться у себя в карманах; увы, они были пусты.
— Я проигралась в пух и прах, — сказала она, смеясь. Кожибровский отцепил от кольца с безделушками медвежий зуб в серебряной оправе и галантно протянул ей.
— Разрешите вас выручить, взаимообразно.
— О, что это? Фи, какая отвратительная штука!
— Это медвежий зуб.
— Благодарю, но зачем вам утруждать себя? — ответила она сдержанно, устало.
Кожибровский использовал момент, когда игравшие отвлеклись от фрау Врадитц, и тихо спросил:
— Не можете ли вы уделить мне хотя бы минутку? Выслушайте меня.
— Это невозможно, — ответила она. — Здесь все меня стерегут. Чего вы хотите?
— Объяснения.
Она подумала секунду, устремив отсутствующий взгляд на противоположную стену, где висела картина, изображающая обезглавливание Иоанна, и произнесла решительно и мрачно:
— Вы его получите.
— Где? Каким образом?
— Вместе с зубом.
Кожибровский ничего не понял, но продолжать диалог было невозможно. Очередной вопрос снова был задан фрау Врадитц, и ему оставалось лишь спокойно ждать, пока опять представится возможность заговорить с ней.
Но тут хозяйка объявила, что скоро подадут ужин, а так как заложенных предметов было много, пришлось прервать «экзекуцию» (на то немец и немец, чтобы даже в игре прибегать к экзекуции) я перейти к выкупу фантов.
Чтобы вернуть свой залог, играющий должен был или что-нибудь продекламировать, или изобразить статую, или обвинить кого-либо в чем-либо, или сказать кому-то дерзость, как это принято в таких безобидных забавах. Над всем этим можно всласть посмеяться, то есть повеселиться. Дешево и всласть. Немцы любят такое сочетание.
Фрау Врадитц представилась возможность во всем многообразии показать свои таланты; она пела, декламировала, перевоплощалась в статую, после чего все украшения были ей возвращены. Но вдруг «судья» поднял зуб.
— Чей это зуб?
— Одного медведя, — ответила фрау Врадитц (оживление, смех).
— Где этот медведь? Пускай объявится, — засмеялся и «судья».
После этих слов перед судьей предстал с поклоном самый обаятельный на свете мишутка — фрау Врадитц.
— Какой выкуп вы дадите за этот предмет?
— Расскажу одну историю.
— Просим! Просим!
Кожибровский нагнулся вперед, дабы не упустить ни одного се слова. Он уже знал, что рассказ будет относиться к нему, и сердце его гулко билось.
— У царицы Клеопатры, — начала красавица своим звучным проникновенным голосом, — гостил как-то Антоний. В честь его царица устраивала большие празднества. Среди прочих развлечении было и ужение рыбы на море. Клеопатра и Антоний ловили рыбу на удочку, царедворцам же это не дозволялось, они могли лишь наблюдать, как тешатся господа, да загадывать, к кому из них больше благоволят боги. А боги-то только Антония и баловали. Стоило ему закинуть удочку, тотчас же он вытаскивал рыбу одну чудеснее другой. Клеопатре же приходилось часами томиться на берегу, пока клюнет какая-нибудь жалкая рыбешки. Высокомерный Антоний и тут был недосягаем: с превосходством сверхъестественного создания складывал он в груду свою добычу. Клеопатра только губы кусала от досады.
— А губы у нее красивые были? — спросил краснолицый шутник, в цилиндре которого покоились фанты.
— Этого я не знаю, — ответила фрау Врадитц, — я знаю лишь то, что Клеопатра раскусила, в чем дело, ибо ум есть и у женщин, как ни долог у них волос.
— Просим, просим, продолжайте!
— На другой день Клеопатра снова назначила рыбную ловлю, чтобы продолжить состязание с Антонием. Антонин высокомерно улыбнулся: «Напрасно изощряешься, прекрасная царица, боги держат мою сторону!» С этими словами он самоуверенно закинул удочку. Не прошло и минуты, как он почувствовал, что клюнуло. Величавым жестом вытянул он леску. «Гляди же, Клеопатра, прекрасная царица!» Клеопатра и вместе с ней восхваляющие победителя придворные уставились на крючок счастливца, а на крючке-то… что бы вы думали?..
— Что, что же? — Слушатели затаили дыхание.
— На крючке была дохлая селедка, — закончила фрау Врадитц.
— Ха-ха-ха! Как же это могло случиться?