— «Под конец стало нам так худо, просто страх!.. А мама перед смертью все время вспоминала Вас. Теперь я у пана Кароля, он меня взял из милости. Мне здесь хорошо, но тоскливо, потому что не с кем слова сказать, хотя пить и есть дают вволю. Сначала я жил с мальчиками, но потом отвели мне отдельную комнатку, и к столу не всегда зовут, и мне очень грустно. С каникул мальчики стали учить меня, но все больше ругают и бьют по рукам, а ничего не объясняют. У них есть ружье и велосипед, но мне их даже тронуть не дают, а мне все равно, потому что лучше было бы учиться у кого-нибудь постарше. Мне только очень жалко, что они и их мама наговорили пану Каролю, что я лентяй и лодырь. Пан Кароль рассердился за это и оставил меня дома, хотя все уехали в деревню, и мне даже плакать хочется…
Мой дорогой пан, не сердитесь на меня за такой гадкий почерк, но это не от лени и неаккуратности, а потому, что плохое перо… Мой дорогой пан, что мне с собой делать, если я остался один на свете? Нужно бы мне пойти работать, но я не смею сказать об этом пану Каролю, потому что он всегда как будто больной и все за голову хватается. Может быть, я там, в деревне, могу пригодиться, пускай уж и без ученья, только бы отсюда уйти.
Целую руки и ноги у пана и пани, целую также Антосю, и Юзека, и Маню, и Казю; пану Млынкевичу кланяюсь и Войцеху, если он с вами, и напишите мне, как вы поживаете и все ли здоровы?»
Следовала подпись — имя, фамилия, а также обратный адрес.
Окончив читать, шляхтич подошел к Млынкевичу и спросил одним только словом:
— Ну?!
— Воля ваша, — с поклоном ответил седовласый слуга. — Парню там, должно быть, чертовски плохо…
— Выручим его!.. — сказал словно про себя пан Анзельм и в раздумье принялся большими шагами ходить по комнате.
— Потребуется рублей пятьсот… — прошептал он. — Мальчика нужно привезти сюда и после каникул отдать в школу.
— Большие деньги! — буркнул управляющий.
— Есть у нас ведь немного зерна для продажи? — спросил пан Анзельм.
— О! Зерно есть, да покупателя-то найти нелегко, и еще при таком срочном случае… к тому же и Юзека пора бы в школу…
— Тупой малый! — ответил шляхтич. — Он и за два года не подготовится.
Снова наступило молчание, которое нарушил управляющий.
— Если пожелаете, то деньги найдутся. Ведь неделю назад пан Адам за нашу упряжку давал аккурат пятьсот рублей с чем-то…
На пана Анзельма как будто вылили ушат холодной воды. С минуту он еще колебался, наконец сказал совсем уже другим тоном:
— Идите спать, Млынкевич.
Проводив управляющего, он задумался: «Как мне ни жаль мальчика… эх! Ничего не поделаешь, и у меня есть обязанности… Правда, уже три месяца, как мы взяли в дом учителя для Юзека, мог бы и Ясь вместе с ним подучиться… но школа — нет, это трудное дело… Жаль мальчика!..»
По правде говоря, пан Анзельм стыдился признаться даже себе самому, что ему не хотелось бы расстаться с парой упряжных — напоминанием о лучших временах. Долгов у него теперь не было, но для того, чтобы дать образование Ясю, пришлось бы несколько лет ограничивать себя в расходах. Нынешний год был исключительно удачным, пан Анзельм даже позволил себе купить жнейку, но разве всегда так будет?..
С другой стороны, пан Анзельм знал, что Ясь — ребенок с богатыми задатками, и опасался, что в дурных руках мальчик загубит свои способности.
— Жаль мальчика! — взволнованно шептал он. — Но ведь и передо мной обязанности, и нелегкие…
— Одолеешь их! — прозвучал чей-то голос.
— Надеюсь! — ответил шляхтич. — Но ведь надо облегчить положение собственной семьи. Воспитание мальчика обойдется в несколько тысяч рублей, так лучше ведь отложить деньги для своих.