Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы

– Почему? А потому, дорогой, что Николай Алексеевич был наш земляк и множество раз по этой дороге ходил и ездил – на охоту и по другим разным делам. Его имение Грешнево находилось на той стороне Волги, за Николо-Бабайским монастырем…

– Я не знал, – признался Ленька.

– Значит, вы еще не проходили, – улыбнулся председатель и, помолчав, добавил: – Если желаете, зайдите ко мне, я дам вам почитать его биографию. У меня есть… Где моя хижина помещается, – знаете?

– Да, знаю. Там, где красный флажок над крыльцом?

– Вот, вот… Где флажок над крылечком. Ну, бегите… Это вам, кажется, мальчики из кустов машут?..

Только через неделю, поборов робость и застенчивость, Ленька отважился зайти к председателю.

Дверь с улицы была открыта. В просторных чистых сенях, попискивая, бродили большие белые цыплята. В горнице пожилая, но моложавая, очень некрасивая женщина, подоткнув синюю крашеную юбку, скребла косарем пол.

– Здравствуйте, – сказала она, выпрямляясь и смахивая со лба прядку волос. – Вы к Василию Федорычу? Его нет, он на огородах. Заходите, присаживайтесь, я сейчас сбегаю, кликну его.

– Благодарю вас… Спасибо… Я сам, – сказал Ленька. Он успел заглянуть в горницу. Черные, закоптелые стены. В углу иконы. Над столом – одна над другой две полочки с книгами. На верхней полке – маленький школьный глобус. На стене – географическая карта полушарий, какая-то анатомическая таблица и портрет человека с прищуренным взглядом и высоким открытым лбом. Ленька уже знал в то время, что человек этот – Ленин.

Председателя он застал на огороде. Василий Федорович окапывал какие-то маленькие синевато-зеленые кустики.

– А-а, пришли? – сказал он, ставя босую ногу на заступ и протягивая Леньке руку. – А я вот занимаюсь, опыты произвожу. Пытаюсь произвести в наших местах помидор, или, как его иначе называют, томат… Уже второй год вожусь, а только, вы знаете, что-то не выходит. Болеют мои помидоры. Опрыскивать их надо, жидкость такая продается, я читал, бордосская называется. А где ж ее взять? Я ведь нищий, – сказал он, почему-то улыбаясь.

– Я тогда лучше зайду после, не буду мешать, – пробубнил Ленька.

– Куда вы? Полно вам. Пойдемте, пойдемте. Я ждал вас. Вы же хотели взять книжку. А у меня к вам тем более дело есть.

Он привел Леньку в избу. Пол уже был вымыт, и хозяйка раскатывала по нему серый, латанный во многих местах домотканый половик.

– Вот, возьмите, – сказал председатель, подавая Леньке тоненькую книжку в голубовато-серой бумажной обложке. – Читайте внимательно, ничего не пропуская… Там, где подчеркнуто синим карандашом, останавливайтесь и перечитывайте. Если что непонятно будет, – спросите, я объясню.

Ленька поблагодарил и взял книжку.

– А я вас вот о чем хотел спросить, – сказал Кривцов, роясь на столе и доставая из кипы бумаг какую-то пожелтевшую записочку. – Вы не знаете, что такое пау-пе-ри-зация?

– Нет… не слыхал даже, – признался Ленька.

– Ну? А я думал, вы знаете. Не проходили еще?

– Нет.

– Жалко… А я читал тут зимой одну брошюру по аграрному вопросу, и вдруг эта самая пу… пе…

Кривцов засмеялся и помотал головой.

– Черт ее знает, – выдумают словечко!.. Ну, сам виноват, – учиться надо. Да вы присаживайтесь, – сказал он. – Что вы стоите? Вот на лавку или на табуреточку…

– Ничего, – сказал Ленька, присаживаясь на краешек табурета.

Кривцов ходил по избе и, поглаживая бороду, говорил:

– Я ведь, вы знаете, только один год в школу бегал. Мы – из тех самых, из мужичков Подтянутой губернии, Пустопорожней волости, уезда Терпигорева… Помните, у Некрасова?.. Вы вот в реальном учитесь, а меня прямо из школы папаша в высшее учебное заведение перекинул – в пастухи! А учиться хотелось. Не поверите, до слез хотелось. Я, бывало, если узнаю, что где-нибудь книга имеется… даже в другой деревне… готов ночью босый по снегу идти… А уж что за книги были! Тьфу! Смех, ерунда… «Бова-королевич» какой-нибудь, «Как мыши кота хоронили»…

Василий Федорович оборвал себя, остановился, посмотрел на черный задымленный потолок и с каким-то необыкновенным чувством, как молитву, прочел:

Эх, эх! Придет ли времечко?
Приди, приди, желанное,
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого, –
Белинского и Гоголя
С базара понесет?!.

Потом помолчал, улыбнулся и сказал:

– Ну, вот, ведь и пришло оно, кажись. А?

– Кто? Почему? – не понял Ленька.

Но Кривцов не расслышал его. Он еще раз прошелся по избе, остановился у маленького кривобокого окошка, задумчиво постучал пальцем по ветхому, заклеенному во многих местах газетной бумагой стеклу и, грустно усмехнувшись, сказал, как бы отвечая на какие-то собственные, очень горькие мысли:

– А ведь не понимают, черти… Ни хрена, дураки пошехонские, не понимают!..