Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы

Стеша долго рассказывала о своих фронтовых делах, расспрашивала Александру Сергеевну о Васе, поинтересовалась у Ляли, как она занимается в школе… С Ленькой же она ни одним словом не обмолвилась о том, что с ним было за эти годы.

Прощаясь, надевая в коридоре тужурку и повязываясь платком, она сказала Александре Сергеевне:

– Так, значит, условились. В четверг в пять часов.

– Я не знаю, как вас благодарить, Стеша, – взволнованно проговорила Александра Сергеевна.

– Что вы, Александра Сергеевна! Полно вам… Значит, в четверг после гудка и приходите. Я как раз в завкоме буду.

Проводив Стешу, Александра Сергеевна вернулась к ребятам и, закружившись, как девочка, по комнате, захлопала в ладоши.

– Ура, детки! Живем!..

– Что с тобой? – удивился Ленька.

– Ты знаешь, какая наша Стеша чудная! Она устраивает меня на работу. В клуб.

– В какой клуб?

– На «Треугольнике». Руководительницей музыкального кружка. Ты понимаешь, какое это счастье?

Ленька хотел как-нибудь выразить радость, но даже улыбнуться не смог. Александра Сергеевна перестала смеяться, внимательно посмотрела на него, оглянулась и тихо, чтобы не услышала Ляля, спросила:

– Что с тобой, мальчик?

– Ничего, – сказал Ленька.

– Что-нибудь случилось?

Ленька не мог огорчать ее в эту счастливую минуту ее жизни.

– Нет, – сказал он. И сразу же, чтобы переменить разговор, спросил: – Ты знаешь, кого я встретил сегодня?

– Кого?

– Волкова.

– Какого Волкова? Ах, Волкова?! Да что ты говоришь! Постой, постой… Реалист? «Маленький господинчик», как его называл Вася? Ну, как он живет? Ведь он, если не ошибаюсь, из очень богатой и интеллигентной семьи?

Ленька хотел сказать, что этот Волков из очень богатой и интеллигентной семьи – мелкий вор, жулик, что у него блудливые, бегающие глаза и немытые руки, но ничего этого не сказал.

– Ты будешь с ним по-прежнему дружить? – спросила Александра Сергеевна.

– Нет, – не задумываясь, ответил Ленька. – Не буду.

Глава XII

Через неделю Александра Сергеевна начала работать на «Треугольнике». В этот же день Ленька в первый раз пошел в школу. Он шел туда счастливый, полный самых радужных надежд. Но и на этот раз ему не повезло с учением.

Он поступил в школу, в которой когда-то до революции училась его тетка. Именно тетка и настояла, чтобы его туда отдали. В царское время это была частная женская гимназия, так называемая «гимназия Гердер». Сейчас это была советская Единая трудовая школа номер такой-то, но ничего, кроме названия, в этой школе советского не было. На четвертом году революции здесь еще сохранились нравы и порядки, от которых Ленька давно успел отвыкнуть. Внешне все было как полагается: учились, как и в других школах, по программам Наробраза, на собраниях пели «Интернационал», в актовом зале на стенах висели портреты советских вождей… Но в классе «Д», куда был зачислен Ленька, еще доучивались бывшие «гердеровки» и мальчики из соседней Реформатской школы, бывшие классные дамы преподавали ботанику, пение и немецкий язык, и даже заведовала школой сестра бывшей владелицы гимназии – мадам Гердер, или «Гердериха», как называли ее за глаза ученики. Впрочем, это прозвище Ленька слышал не часто, потому что в классе учился племянник Гердерихи – Володька Прейснер, поэт, шахматист и редактор классного журнала «Ученик».

За одной партой с Прейснером восседал долговязый силач Циглер, сын владельца музыкального магазина. За Ленькиной спиной сидела девочка – дочь евангелического пастора. Какая-то великовозрастная девица с голыми коленками разгуливала по школе в широкополой бойскаутской шляпе. Слово «господа», давно уже отвергнутое и забытое советскими людьми, звучало в этой школе на каждом шагу. Слова «товарищи» не употребляли даже учителя. Обращаясь на уроках и на собраниях к ребятам, они говорили:

– Дети!..

Уже в первый день на уроке географии, когда вызванный к доске Ленька крикнул расшумевшимся ребятам: «Товарищи, тише!» – кто-то с задней парты угрожающе пробасил:

– У нас товарищей нет!..

А в перемену Ленька услышал, как за его спиной какая-то девочка пропищала:

– Гусь свинье не товарищ…

С первых же минут пребывания в школе он понял, что долго здесь не удержится. Не успев сказать со своими одноклассниками и двух слов, он уже чувствовал, что в классе он чужой, что и ребята и учителя смотрят на него если не враждебно, то во всяком случае холодно и недружелюбно. Во всем классе нашлось лишь пять или шесть человек, которых он мог и в глаза и за глаза, и в разговоре и в душе называть товарищами. Всё это были мальчики из простых семей: сын портного Изя Шнеерзон, сын живописца Котелев, сын сиделки из Максимилиановской лечебницы хромоногий Федя Янов…

С Шнеерзоном Ленька сидел за одной партой. Этот худенький, болезненный большеглазый мальчик в коротенькой залатанной курточке однажды очень удивил Леньку, сказав ему после перемены:

– Не слушай их. Они дураки. Они и меня тоже дразнят.

– Кого? Почему? – не понял Ленька. – Меня не дразнят.

Изя смутился, заерзал на скамейке, покраснел до корней волос и пробормотал:

– Они про тебя всякие гадости говорят.