Том 1. Эмиль из Лённеберги и др.

— Тогда сварю мясной суп! — сказала Лина. И тут же, увидев, как яркая, в цветочках, супница исчезает за поворотом, она вспомнила о случившемся и, обернувшись к Альфреду и маленькой Иде, грустно сказала:

— Вместо супа будут пальты[3] и шпик!

Эмиль уже не раз ездил в Марианнелунд. Ему нравилось сидеть высоко на облучке и смотреть, как петляет дорога. Ему нравилось разглядывать хутора, мимо которых они проезжали, живших там ребятишек, лаявших у калиток собак, лошадей и коров, которые паслись на лугах. Однако на этот раз поездка была не из веселых. На этот раз он сидел с супницей на голове. Она совсем закрыла ему глаза, и он ничего не видел, кроме носков своих собственных башмаков, которые с трудом различал из-под супницы сквозь узкую щелку. Поминутно ему приходилось спрашивать отца:

— Где мы сейчас? Уже проехали «Блины»? Скоро «Поросенок»?

Эмиль сам придумал эти названия для всех хуторов вдоль дороги. Один он назвал «Блины», потому что однажды, проезжая мимо, видел, как двое толстых мальчуганов у калитки уписывали за обе щеки блины. «Поросенком» он окрестил другой хутор в честь маленького резвого поросенка, которому иногда почесывал спинку.

Теперь Эмиль мрачно сидел сзади, уставившись на носки башмаков, и не видел ни блинов, ни резвых поросят. Неудивительно, что он все время ныл:

— Где мы сейчас? Далеко еще Марианнелунд?..

Когда Эмиль с супницей на голове вошел в приемную доктора, там было полно народа. Все, кто сидел в приемной, пожалели мальчика. И понятно: с ним стряслась беда. Только один щупленький старикашка при виде Эмиля не удержался от смеха, словно это так весело — застрять в супнице.

— Хо-хо-хо! — смеялся старикашка. — Уши у тебя, что ли, зябнут, малыш?

— Не-а, — отозвался Эмиль.

— Зачем же ты тогда нацепил этот колпак? — спросил старикашка.

— Чтоб уши не озябли, — ответил Эмиль.

Он за словом в карман не лез, даром что был мал!

Но тут Эмиля позвали к доктору. Доктор не смеялся, он только сказал:

— Здравствуй, здравствуй! Что ты там делаешь в супнице?

Эмиль не мог, конечно, видеть доктора, но поздороваться с ним было просто необходимо. Эмиль вежливо поклонился, низко склонив голову вместе с супницей. И тут раздался звон: дзинь! Супница, расколотая на две половинки, лежала на полу. Потому что Эмиль ударился головой о письменный стол доктора.

— Плакали наши четыре кроны, — тихонько сказал папа Эмиля маме.

Но доктор его услыхал.

— Нет-нет, одну крону вы все-таки выгадали, — заметил он. — Когда я вытаскиваю из супниц маленьких мальчиков, я беру за это пять крон. А на этот раз он сам себя вытащил.

Папа очень обрадовался. Он даже был благодарен Эмилю за то, что тот разбил супницу и выгадал одну крону. Проворно подняв обе половинки супницы, папа вышел из кабинета с Эмилем и его мамой. На улице мама сказала:

— Подумать только, мы опять выгадали. На что же мы потратим крону?

— Ни на что, — ответил папа. — Мы ее сбережем. А пять эре^[4] Эмиль честно заработал. Пусть он их положит дома в копилку.

Вынув из кошелька монетку в пять эре, папа дал ее Эмилю. Угадай, обрадовался Эмиль или нет?

И вот они отправились в обратный путь. Довольный Эмиль, напялив на голову свою кепчонку, сидел позади, зажав в кулачке монетку. Он смотрел на всех детей и на всех собак, на всех лошадей, коров и поросят, какие только попадались ему на глаза. Будь Эмиль просто заурядным малышом, с ним бы в тот день ничего больше не случилось. Но Эмиль был не такой, как все. Вот и отгадай, что он еще натворил! Он засунул пятиэровую монетку в рот, как раз когда они проезжали мимо «Поросенка». И сразу до мамы с папой с заднего сиденья донесся странный звук — «плюк». Легонько икнув, Эмиль проглотил монетку.

— Ой! — сказал Эмиль. — Вот здорово! Как быстро я ее проглотил!

Мама Эмиля снова запричитала:

— Милые вы мои, как нам достать из ребенка монетку в пять эре? Едем обратно к доктору.

— Нечего сказать, здорово ты умеешь считать, — сказал папа. — Неужто мы будем платить доктору пять крон за монетку в пять эре? Что у тебя было в школе по арифметике?

Эмиль спокойно отнесся к происшедшему. Похлопав себя по животу, он сказал:

— Я сам буду своей копилкой: хранить монетку в животе куда надежней, чем дома в копилке. Отсюда ее никому не достать, а из копилки можно. Я уже пробовал открывать ее кухонным ножом, так что знаю…

Но мама Эмиля не сдавалась. Она во что бы то ни стало хотела показать Эмиля доктору.

— Я ведь ничего не говорила в тот раз, когда он съел все пуговицы от штанишек, — напомнила она папе. — Но переварить монетку куда труднее, как бы не было беды!

Она так напугала папу, что тот повернул лошадь и поехал назад в Марианнелунд. Потому что папа Эмиля тоже беспокоился за своего мальчика.

Запыхавшись, вбежали они в кабинет доктора.

— Вы что-нибудь забыли? — спросил доктор.

— Нет, только наш Эмиль проглотил монетку в пять эре, — сказал папа. — Не согласитесь ли вы, доктор, его немножко прооперировать… за четыре кроны и… еще монетку в пять эре в придачу?

Но тут Эмиль дернул папу за сюртук и прошептал:

— Попробуй только отдать ему монетку! Монетка — моя!