Том 1

Бабка пожаловалась Лене, сколько ей забот с девочкой; все на руках да на руках.

У Лены блеснули глаза.

— Бабушка, а пускай ваша Тамарынька к нам в детский сад ходит, на завод.

Бабка даже раскачиваться перестала.

— Как же ей ходить-то! — прогудела она. — Ведь Томарынька и ходить-то еще не умеет!

Черноглазая и бойкая внучка Томарынька, почувствовав себя не так уже изо всех сил притиснутой бабкиными ручищами, мигом сползла на пол.

И быстро отбежала на четвереньках в самый дальний угол, передвигаясь как-то очень смешно, сидя на согнутой правой ноге, отталкиваясь вытянутой левой и громко шлепая по полу ладошками.

У печки она оглянулась на бабку, сверкнула круглыми, озорными черными глазенками и преважно уселась там.

Когда Лена с полной бутылкой выходила из калитки на улицу, до нее из открытого окна донесся гулкий мужской бас:

Баю, баю, баю-у!
Внучку То-ма-рыньку-у!

По-видимому, девчонка уже поймана, и все-таки придется ей заснуть в могучих бабкиных объятиях.

XIII

В субботу к сторожке подошли только два человека: директор детского сада и один ребенок — Лена за руку с Юриком.

Они старались не глядеть друг на друга.

Все остальные руководители, — кроме Бобы, как можно раньше отправились за грибами, в самый дальний, самый грибной лес.

А Галя почему не пришла? — спросила Лена.

— Ее Кук позвал с ним играть, — грустно ответил Юрик.

— И тебя звал?

— И меня.

— А ты почему не пошел?

Юрик деликатно вздохнул и ничего не ответил.

Лена играла с Юриком, рассказала ему сказку, погуляла с ним, пройдя до оврага и обратно.

Когда раздался звонок к обеду, Лена спросила:

— Тебе хочется играть с Галей и Куком?

— Да, — сказал Юрик.

— Тогда после обеда можешь не приходить, поиграй сегодня с ними. Все равно, какой же это детский сад, когда только один ребенок! А в понедельник увидим, собираться или нет, хотят они или не хотят. Я тебе завтра скажу.

Она довела Юрика за руку до дому и пошла к себе. После обеда Лена взяла книжку и легла на кровать.

— Ты что же сегодня, Лена, не торопишься в детский сад? — спросила мама.

Лена ответила трагическим голосом:

— Детский сад… распался!

Она была очень благодарна Саше за то, что он даже не улыбнулся и ни словом не напомнил ей про их пари.

XIV

— Томочка дома?

Когда Лена входила в квартиру Зайцевых, ее всегда охватывало приятное и в то же время тоскливое чувство.

Цветущие бегонии на окнах. Чистые коврики на чистом полу. Большие, пышные кровати с никелированными шишечками. Буфет, шкаф, добротный высокий сундук, который никогда никуда не ездил. В них можно положить и поставить все вещи, не нужно чемоданов и «городушек». А главное, главное — мужское пальто на вешалке и широкие, огромные, такие симпатичные мужские калоши под ним. Не уложены, не спрятаны куда-нибудь, а стоят в передней, на самом виду, потому что могут понадобиться каждую минуту.

Обе Матрешки были дома. Они сидели в кухне и чистили грибы, неторопливо, но и не медленно, как все, что они делали.

Лена всегда любила грибы — и собирать, и чистить, и есть. Но на эти грибы она посмотрела с холодным равнодушием и даже с враждебностью.

— Смотри, Леночка, белые! — сказала Тамара заискивающе и показала на кучку белых, положенных отдельно, напоказ и на восхищенье. — Подумать только! В июне белые! Как рано!

Но Лена не хотела восхищаться. Она села на лавку и даже не попросила себе ножик, чтобы принять участие в скоблении крепких, толстеньких подберезников, или «чалышей», как их называли местные жители.

— Тамара, — сказала она неестественным голосом, — ты как, совсем не будешь ходить в детский сад?

Тамара немного растерялась и посмотрела на мать. Глаза Аграфены Петровны стали остренькими и беспокойными.

— Некогда, некогда, Томочка! — запела она, покачивая головой. — Огород полоть, за скотиной ходить… А теперь грибы пошли, нужно на зиму запасать, и посолить, и посушить… Вот сегодня похлебку грибную сварим.

Она взглянула на часы и, переваливаясь, поплыла к печке. На сковородке что-то бурно и в то же время обнадеживающе заурчало, обещая вкусный обед румяным Матрешкам.

— А уж если время будет у Томочки, — продолжала Аграфена Петровна, возвращаясь к столу, — пусть в колхоз работать идет, трудодни зарабатывать. А здесь что? Маруська, лентяйка, будет дома бездельничать, а вы за ее детями ходить? И никто вам за это не заплатит, пра-а!

Лена молчала. Что можно было возразить? Конечно, никто не заплатит. Она видела, что пришла зря, что разговора с Томочкой не выйдет. Все-таки немножко совести у Томочки есть: сидит вся красная, потупив глазки.

— Маруся — не лентяйка, — сказала наконец Лена и встала, — она одна с ребятишками, ей трудно.

В сенях послышались тяжелые мужские шаги. Вошел мастер Матвей Кириллыч. Обе Матрешки засуетились и захлопотали вокруг него. Лена хотела уйти, но Матвей Кириллыч, намыливая руки, спросил, пишет ли отец, — пришлось отвечать ему, она задержалась.

Не может человек, если он не совсем бесчувственный, равнодушно видеть горячий блин, снимаемый со сковородки.

Но Лена мужественно ответила: