Игнат Хорьков, которому досталась прошитая по корешку суровой ниткой книга «Путешествие на Луну» Жюля Верна, обратился даже к Нюшке за разъяснением: зачем это в книгах обманывают людей, когда всем старым и малым известно, что на Луне никто и никогда не был?
Девочка долго втолковывала Игнату, что «Путешествие на Луну» — это пока что фантазия, по-другому сказать — выдумка, но может статься, что через сколько-то лет люди и впрямь полетят на другие планеты.
— А зачем нам на Луну зариться, — допытывался Игнат, — ежели и на грешной Земле полная чехарда и неустройство?
На этот хитрый вопрос Нюшка не нашлась что ответить и сказала, что про устройство Земли они будут проходить только во второй половине года.
Хорьков крякнул, почесал затылок и полез в карман за кисетом.
— Дядя Игнат, выведу! — прикрикнула Нюшка, желая показать, что она все-таки дежурная. — И не чадите лучше своим самосадным зельем!
Но было уже поздно. То в одном углу, то в другом задымились цигарки, и мужики завели шумные разговоры.
Говорили о колхозах, что вырастали по округе, как грибы, о зиме, которая обещает быть холодной и снежной, о том, что в соседнем селе у твердозаданцев нашли пять ям с прелым, засолодевшим хлебом.
— Вот что, ироды, делают! — вздохнул старик Курочкин. — Ни себе, ни людям...
— А наши-то богатеи тоже, видать, хлеб попрятали, — сказал Игнат Хорьков. — Кузьме Шмелеву полтораста пудов сдать полагалось, а заглянули в амбар — и полсотни не наскребли. И куда только хлебушек подевался?
— Поди, тоже где-нибудь в яме преет.
— Наши крепенькие — не простаки. С дешевого козыря не пойдут...
«Что же все-таки делать, что делать? — думал Степа, прислушиваясь к разговорам. — Смолчать про дядин хлеб, пожалеть Горелова и Митьку или все же пойти к Матвею Петровичу и дяде Егору и сообщить им обо всем?»
Но Рукавишниковы, как Степа знал от Шурки, уехали в Заречье «агитировать за колхоз» и вернутся только ночью. Тогда, может быть, разыскать уполномоченного по хлебозаготовкам Крючкина?.. Но как быть с Митькой? Он же доверил ему свою тайну, и Степа почти поклялся приятелю, что будет молчать. А разве можно предать товарища, нарушить честное слово?
Степа не находил себе места. То перебирал журналы, то задумчиво смотрел в окно, то поглядывал на дверь.
— Ты дежурный или кто? — зашипела на него Нюшка. — Курят все, шумят... Это тихая читальня или сходка? Скажи им построже...
— Да дежурю я, дежурю! — отмахнулся Степа и без особого воодушевления крикнул: — Тише, граждане! И не курить!
В читальню вошла Таня. Степа бросился к ней навстречу, схватил за руку и, утащив в коридор, спросил, где сейчас находится Митька Горелов.
— К тетке Матрене пошел, — ответила сестра. — Зачем он тебе?
Степа зашептал о том, что им никак нельзя молчать о спрятанном хлебе. Надо срочно разыскать Митьку и упросить, чтобы тот разрешил раскрыть тайну и вывести всех на чистую воду.
— Но ты же Митьке слово дал! — испуганно напомнила Таня. — Обещал молчать пока...
— Это так, — согласился Степа и, вздохнув, торопливо и сбивчиво принялся объяснять, что Митькин отец связался с кулаками, скрывает чужой хлеб, обманывает Советскую власть. Какой же он председатель сельского Совета после этого? Так что же важнее и дороже — честное слово перед другом или подлинная правда, так нужная людям?
— И худо же с Митькой будет, если с отцом что случится, — жалобно сказала Таня.
— Знаю, — нахмурился Степа. — И Митька пусть знает... Мы его в беде не оставим, помогать будем. Так ему и скажи... Ну, иди, иди, поговори с ним. В читальню его позови...
— Ладно, схожу, — вздохнув, согласилась Таня, направляясь к двери.
В школьный коридор с улицы вошел Василий Хомутов. Заметив Степу, он спросил его, куда запропастился Афонька. Степа кивнул на читальню и открыл перед Хомутовым дверь.
Мужики встретили Василия шумными восклицаниями:
— Эге! Барсук из норы вылез!
— Замшел дома-то, Василь Силыч? На огонек потянуло?
— Может, в шашечки сразимся? — А вот газетка свеженькая!
— Ни к чему мне эти утехи! — Хомутов хмуро окинул взглядом читальню, выискал глазами Афоню, который играл в шашки с Семкой Уклейкиным, и кивнул сыну на дверь. — Порядка не знаешь? Нарочного за тобой посылать!
Сделав последний ход, Афоня с недовольным видом вылез из-за стола.
За последнее время его отец стал совсем невозможным. Не ходил ни на одно собрание, вечно держал калитку на запоре и всем уполномоченным и агитаторам, желавшим его навестить, отвечал через дверь чужим голосом, что мол, Василия Хомутова нет дома.
«Чего там штаны просиживать! — объяснял он свое поведение Афоне и жене. — Там, как река в половодье, — крутит, тянет. Не заметишь, как и на стремнину вынесет. Лучше уж на бережку отсидеться, в затишье».
Афоне отец строго-настрого наказал: нигде после уроков не задерживаться и сразу же являться домой. '
Сейчас, взяв сына за руку, Василий молча повел его к двери.
— Да присядь ты, Барсук Иваныч! — остановил его Игнат Хорьков. — Я для тебя новость припас.
Василий насторожился. Хорьков чуть приметно подморгнул мужикам и протянул Василию кисет с табаком: