Том 1

"Седьмое небо", наоборот, писалось около девяти лет. Обдумывая общую архитектуру вещи, я использовал прежний, не очень удачный опыт работы над большой поэмой. Крупные произведения с одним общим сюжетом, как правило, бывают плохо организованы, их сюжетные линии, если они есть, чаще всего затухают и теряются уже где- то в середине. Такие поэмы похожи на длинную кишку, нашпигованную строчками, между которыми часто нет внутренней связи. Поэтому я писал каждую, главу по законам своих небольших поэм, связанных между собой не только судьбой главного ее героя Василия Горина, но и логикой развития самого материала, его временными особенностями. Начатая в романтическом духе, что соответствовало состоянию героя — студента, учлета аэроклуба, влюбленного в Марьяну, в новых, заводских, условиях поэма должна была все больше вбирать в себя реалистические черты. Новым романтическим взлетом в главе "Земля и Вега", где герой со своими неудачами попадает на звезду, мне хотелось ярче осветить и прошлые и будущие испытания Василия Горина. Для понимания нравственного состояния героя, несмотря на фантастичность обстановки, эта глава поэмы, можно сказать, коренная и главная.

Характерная деталь. Когда "Земля и Вега" была уже набрана в "Огоньке", произошло событие не менее фантастическое, чем в этой главе: совершил космический полет Юрий Гагарин. Взяв из редакции на день главу, я дописал в ней новый конец, который стал естественным продолжением сюжета. Так жизнь толкала и корректировала мою работу. Она была в самом разгаре, и теперь я уже был уверен, что закончу ее. Вот почему в обращении к Гагарину я вопреки привычке молчать о планах не постеснялся пообещать:

Я расскажу иными днями

В словах по сердцу и уму,

Какими трудными путями

Мы шли к полету твоему.

Да, мне хотелось, чтобы поэма "Седьмое небо" стала поэмой о наших трудных путях. Насколько мне это удалось, судить не мне. Помню, когда еще в рукописи я прочел "Землю и Вегу" в Ленинграде, любимый мной поэт Александр Прокофьев даже забеспокоился: не хочу ли я в своей поэзии отойти от земных дел? Потом, когда я "вернулся" на землю и написал новые главы, старик успокоился. Но вот прошло еще несколько лет, и все мы видим, что штурм космоса становится все решительней и, видимо, для счастья земли необходимым. При этом становится виднее, "что платим мы земною платой за тяготенье к высоте". Цена платы все увеличивается, тем не менее хочется закончить свой автобиографический очерк самыми последними строчками из поэмы "Седьмое небо":

Читатель!

Все-таки вокруг

Людей крылатых

Стало больше!

СТИХИ РАННИХ ЛЕТ (1936 — 1945)

"Имел бы я всевещий ум пророка…"

Имел бы я
Всевещий ум пророка,
Я б заглянул
В грядущие года:
Куда меня,
Взметенная высоко,
Пригонит жизни
Быстрая волна?

Имел бы я
Магические призмы,
Я подсмотрел бы
Вопреки годам,
Что даст мне мир,
В который был я призван,
И что я сам
За это миру дам.

Хотя б на миг
Из тех далеких далей
Единый миг
Приблизился ко мне,
Чтобы понять,
Зачем меня призвали,
Что должен я
Исполнить на земле.

"Как случилось, не заметил…"

Как случилось,
Не заметил,
Что в тебя я так влюбился,
Как случилось,
Что, целуя,
Оторваться не могу!..

Как случилось, дорогая,
Что ты стала всех дороже,
Как случилось, что другая
Потеряла красоту!..

Если сердце ошибется,
Пусть его любовь накажет,
Но не верю я, чтоб сердце
Ошибалось хоть на миг…

Если разум ошибется,
Пусть его затмит измена,
Но не верю я, чтоб разум
Был плохим поводырем.

Почему, как Прометея,
И меня ты приковала,
Неужели я похитил
Пламень сердца твоего?!

"Радость, нежность и тоска…"

Радость,
Нежность
И тоска,
Чувств нахлынувших
Сумятица.
Ты — как солнце
Между скал:
Не пройти
И не попятиться.

На тебе
Такой наряд:
Сердце вон
За поглядение.
Ты светла,
Как водопад,
С дрожью,
С ужасом падения.

Ты извечная,
Как Русь,
Ты и боль
И врачевание.
Я нескоро
Разберусь,
В чем твое
Очарование.

"Если б богом я был…"